Я никогда не страдал клаустрофобией, но все-таки почувствовал, как пот выступил у меня на лбу и где-то между лопатками. Никто не любит застревать в лифте. А если застрял – очень хочется выбраться; все очень просто.
По лицу своей спутницы я не заметил, чтобы ей это нравилось. Лицо ее будто расплылось: глаза, нос, рот и дыхание стали растянутыми, тяжелыми. У нее, видимо, ослабли ноги, и она оперлась о стенку лифта бледной ладонью. Другую руку она прижимала ко лбу.
– Нам пора представиться друг другу, – сказал я. – Моя фамилия Веум.
Она мне явно не верила.
– Я… но мы же застряли, застряли! – истерически выкрикнула она.
– Я слыхал, – продолжал я, – что люди, подверженные клаустрофобии, в аналогичных ситуациях начинают раздеваться. Не делайте этого, я еще достаточно молод – я этого не вынесу.
Она прислонилась спиной к стенке.
– Что такое вы там мелете? Лучше сделайте что-нибудь, чтоб нам отсюда выбраться. Я хочу домой! – Она повернулась к стене и маленькими кулачками стала бессильно барабанить по ней. – Помогите! Помогите!
Я нажал кнопку с надписью «тревога» и услышал где-то отголосок звонка. Я надеялся, что это был не просто так называемый «утешительный звонок», который слышно лишь на расстоянии в два метра – такие часто устанавливаются в лифтах, чтобы застрявшие не впадали в панику. Я надеялся, что он действительно звенит где-то, где есть люди, может быть у монтера, в его заоблачных высях, если здесь вообще есть монтер.
Женщина в потрепанных мехах сползла на пол. Она безутешно рыдала. Я присел на корточки рядом с нею и проговорил:
– Я уже позвонил монтеру и надеюсь, что теперь нам недолго ждать.
– Сколько мы сможем продержаться? Надолго ли хватит кислорода? – всхлипывала она.
– Кислорода? – Я огляделся. – Надолго. Мне рассказывали об одной шведской уборщице. Она просидела в лифте на какой-то фабрике сорок дней, то есть в течение отпуска всех служащих. И выжила. Правда, у нее с собой была мыльная вода для питья.
– Сорок дней! Боже милостивый! Господи! Я не думала…
– Нет, нет, нет. Я просто хотел сказать, что кислород – не проблема.
Я внимательно огляделся: мы были заперты в небольшом пространстве и было жарко, но тем не менее воздух – не проблема. Правда, я немного вспотел. Я посмотрел наверх. В потолке не было того привычного люка, какой бывал в старых лифтах. Его всегда можно было открыть изнутри и, выбравшись на верхнюю стенку-крышу лифта, почувствовать себя на дне кратера вулкана. Мысль о такой возможности всегда действовала успокаивающе.
К своему удивлению, я заметил, что потею все больше и больше. И я подумал: никогда не надо пользоваться лифтами. Надо пользоваться лестницами – это хорошая тренировка, она удлиняет жизнь. Лифт предназначен для стариков и малышей, а взрослые, сильные…
Что-то, как старая крыса, заскреблось в желудке. Я скользнул взглядом по стенам. Лифт показался меньше и теснее. Я вдруг заметил, как руки мои сжались в кулаки, и почувствовал, что готов барабанить в стены, ломать их и кричать: «Помогите! Помогите!»
У меня закружилась голова.
Я прокашлялся, чтобы успокоиться, и сказал:
– Теперь недолго, скоро нас выпустят. Потерпите, мадам.
Она была совершенно подавлена. Она сидела, подтянув под себя колени, и тупо глядела в пол. Я видел ее черные трусики под коричневыми колготками, и я заметил, что она гораздо полнее, чем можно было предположить по ее ногам.
Я отвернулся. Я человек порядочный и никогда не позволю себе воспользоваться женской беззащитностью. А может, это просто боязнь, страх перед женщиной? У меня была возможность постоять, подумать и проанализировать. В свое время я был вполне на уровне, что касается женского пола. Это было до того, как женщины стали спать со мной по своей собственной инициативе.
Я прислушивался к звукам окружавшего нас дома. Бетон проводит звук особым образом. Я слышал шум водопроводных труб, какие-то перестукивания, как в тюрьме, похожие на кодовые сигналы, передаваемые из камеры в камеру. А может быть, кто-то застрял и в другом лифте? Может, дом полон лифтами, в которых сидят люди по двое, может быть, это и есть ад?
Я снова посмотрел на женщину. Провести с нею вечность? Пот градом катил с меня, и я уже не мог размышлять спокойно. Но я старался. Я вспомнил о лете: светлый солнечный пляж, безграничное сине-зеленое море, высокое голубое небо и воздух – воздух! – и людей, говорящих по-датски… Я подумал о пиве: золотистое в высоких с широкими краями стаканах с шапкой белой свежей пены, скатерти в красную клетку, открытая веранда, женщины… Я вспомнил Беату. Но это меня не Успокоило. Я подумал о Венке Андресен.
– Алло!
– Алло! Алло! – Только при третьей попытке мне удалось выкрикнуть вслух: – Алло!
Кто-то стучал в дверь лифта на пятом этаже.