– Ты оставляла дверь открытой, когда уходила вниз?
– Нет, нет, ты с ума сошел! Разве здесь можно?
Я покачал головой. Нет, я не сошел с ума.
– Он, скорее всего, открыл своим ключом и вошел, – продолжала Венке.
Я поглядел на пол. Ключа не было видно. Но, может быть, он положил его обратно в карман. Я попытался воспроизвести эту картину: Юнас вошел и закрыл за собой дверь. Никого дома не было. Он пошел обратно к Двери и открыл ее. Но за дверью кто-то стоял. Или он не запер за собой дверь и кто-то вошел вслед за ним. А может, кто-то уже был в квартире и поджидал его. Ничего не сходится, ничего не объяснишь. Труп, найденный на полу, всегда нелегко объяснить.
И тут я вспомнил про Роара.
– Где Роар? – спросил я.
Венке беспомощно пожала плечами.
– Где-то на улице.
Я подошел к входной двери, запер ее и проверил, что запер надежно.
Потом я переступил через Юнаса Андресена и прошел мимо Венке к телефону, чтобы вызвать полицию.
23
Позвонив, я вернулся и вывел Венке на балкон. Ей не хватало воздуха. Нам обоим не хватало воздуха. И еще я хотел перехватить Роара, чтобы не пустить его в квартиру.
В бледно-сером свете мартовского дня мы стояли на балконе с видом на Людерхорн. Его вершина, похожая на козий рог, тянулась к низко нависшему небу. Тем, кто приезжал в город морем, гора казалась дремлющим дьяволом. Отсюда, с балкона, она больше походила на чертов клык, грязно-бурый – от засохшей на нем крови.
Венке Андресен молчала. Обхватив себя руками, она стояла застывшая, с отрешенным лицом, полным печали и боли, которые никому не дано понять, потому что печаль и боль человек испытывает в одиночку, как, впрочем, и любовь.
На ней был голубой с высоким воротом свитер и серый вязаный жакет, темно-синие вельветовые брюки и кеды. Волосы, обрамлявшие бледное лицо, были растрепаны, очертания рта стали скорбными.
Я размышлял о том, где ей придется провести сегодняшнюю ночь. Я не исключал, что это может быть специальная комната с крошечным зарешеченным окном, с умывальником и ведром. Улики были очевидны, что бы она ни рассказывала. Я знал, что подумает полиция, которая уже была в пути, знал, что скажут следователи, так как встречался с ними и раньше.
Первыми в сопровождении двух полицейских в униформе прибыли следователи уголовной полиции. Чуть позднее трое-четверо технических работников в сине-серых рабочих фартуках, которые делали их похожими на продавцов-бакалейщиков.
Я с облегчением вздохнул, когда увидел, кто руководит группой.
Следователь первого класса Якоб Э. Хамре был одним из самых способных в отделении уголовной полиции. Его обычно посылали на сложные дела, а также, когда боялись запятнать репутацию уголовного отделения, в случаях, затрагивающих интересы других наций или государств. Хамре говорил на трех языках если и небезупречно, то, во всяком случае, лучше, чем остальные. И вообще, для полицейского он был необычайно симпатичным и интеллигентным человеком. Были у него наверняка и свои недостатки, но пока я не обнаружил ни одного – правда, я не слишком часто с ним сталкивался. По делам, которыми я обычно занимался, они присылали кого попроще.
Я не знал, что кроется за буквой «Э» в его имени. Когда его называли, казалось, что просто тянули паузу перед фамилией: Якоб – э-э-э – Хамре. Ему было около сорока, но он выглядел моложе. Это был красивый и моложавый полицейский, которого с удовольствием сфотографировали бы для плаката, если бы уголовная полиция занималась саморекламой: «Берите пример с Якоба Э. Хамре! Идите служить в полицию!» Это имело бы успех.
Свои русые волосы он зачесывал назад, но они все-таки падали на лоб с одной стороны. Хамре был хорошо и со вкусом одет: серый костюм, голубая сорочка и галстук в красную и черную полоску. Поверх костюма плащ с погончиками. Без шляпы. Правильные черты лица, острый орлиный нос, мужественный подбородок, широкий рот.
С ним приехал полицейский Ион Андерсен – девяностопятикилограммовая туша, потеющая, как кит; с грязным воротником рубашки; с сальными волосами и перхотью; с приветливой улыбкой, обнажавшей ряд испорченных зубов. Мы были старыми знакомыми – это были немногие из моих хороших друзей в уголовной полиции.
Распоряжался всеми Хамре. Он поздоровался со мной и спросил:
– Где труп, Веум?
Это прозвучало нейтрально, по-деловому, я бы даже сказал – дружелюбно. Я кивнул на дверь. Он вопросительно посмотрел на Венке Андресен.
– Это его… – начал он.
– Это его жена, – поспешно закончил я. – Она и нашла его здесь.
Хамре изучающе посмотрел на Венке Андресен. Та потупилась.
– Естественно, это был шок для нее, – сказал я.