Начало смеркаться – серо-синяя темнота быстро сменилась сине-черной и наконец совсем черной. Черная, беззвездная тьма и мелкий пронизывающий дождик.
Дверь отворилась раньше, чем я нажал кнопку звонка. И когда мы вдруг столкнулись лицом к лицу, Джокер был удивлен не меньше меня.
Во мне еще звучал его высокий тонкий голос, когда в прошлый вторник он крикнул: «Что там случилось?»
Но сейчас его голос был другим.
– Я предупреждал тебя, Гарри. Помнишь, что я тебе сказал? – зашипел он.
– У меня плохая память. Наверное, от возраста.
Джокер прищурился.
– Я сказал тебе тогда: «Не ходи к моей матери, держись от нее подальше».
– Успокойся, Юхан. Я ничего плохого не сделаю.
– Я не Юхан, – грубо перебил он. – Во всяком случае, не для тебя, Гарри. Ты из… других.
– Ты уверен? – спросил я, но он не ответил. – А Гюннар Воге, он из тех, он на правильной стороне, да?
– По крайней мере он нормальный.
– Хорошо. Но кто на правильной стороне, а кто на неправильной?
– Есть те, кто с нами, и вы – те, кто против нас.
– Ты мне кого-то напоминаешь, – сказал я. – В какой-то книжке я уже читал про это.
Он жестом показал, что хочет пройти.
– Минуточку, – задержал я его. – У нас с Гюннаром Воге очень похожее прошлое. Я думаю, что смог бы понять тебя. Я вижу, как ты ищешь, на что можно опереться, но нож – не опора, и может случиться, что ты сам себя поранишь. А держать в страхе детей – не велика заслуга и не лучший фундамент для будущего, Юхан.
– Я сказал, чтобы ты не смел так меня называть.
– Хорошо. Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? Крошка Билли?
– Я тебе говорю… Я предупреждаю тебя: не ходи к моей матери. Это плохо кончится.
Из квартиры донесся низкий голос Хильдур Педерсен.
– Кто это? С кем ты разговариваешь, Юхан?
Он зло посмотрел на меня и крикнул:
– Никто.
– Что ж, если ты зовешь меня «никто», я буду звать тебя «нигде», и мы можем выступать дуэтом под названием «Никто-нигде». Правда, смешно?
Нет. Джокеру не было смешно.
– Убирайся отсюда, Веум, – проговорил он.
– Успокойся, Юхан. Я хочу задать твоей матери только один вопрос. Ни больше ни меньше. И я это сделаю.
Он ткнул в меня указательный палец и больше, чем когда-либо, стал похож на священника.
– Последнее предупреждение, Веум.
Я отодвинул палец и его владельца в сторону и, войдя в квартиру, захлопнул за собой дверь. Юхан снаружи дал по ней пинка, и я услышал его быстрые удаляющиеся шаги.
– Юхан? – послышался из комнаты хриплый голос его матери.
– Веум, – сказал я твердо и вошел в комнату.
Всеми килограммами своего тела Хильдур придавила тахту, на которой лежала. Крашеные волосы ее торчали во все стороны, а глаза с трудом отыскали меня в сумраке. Ламп в комнате не было, зато было множество бутылок, из которых, если умеешь, легко можно сделать настольную лампу. К тому же все бутылки были пустыми – так что только принимайся за работу.
Хильдур лежала на боку, подложив под голову вместо подушки свою пухлую белую руку. Когда я вошел, она попыталась приподняться, но ей не удалось скоординировать движения, и она, как бы извиняясь, улыбнулась мне.
– Привет, Веум, – сказала она. – Спасибо за прошлый визит.
У нее слегка заплетался язык, и она шепелявила.
– Решила поплавать? – спросил я.
Она уставилась на лес пустых бутылок.
– Поплавать? – повторила она.
Я сел на стул за противоположный край стола. Она хлопнула рукой по столу и проговорила:
– Угощайся, Веум, или help yourself, как говорят англичане. – И Хильдур громко засмеялась.
– Они пустые, – заметил я.
– Все? – меланхолично поинтересовалась она.
– Все.
Хильдур улыбнулась обезоруживающей улыбкой и, просунув свободную руку под спину, стала рыться в диванных подушках. Она что-то там ухватила и вытащила нераспечатанную бутылку водки такой же марки, как и остальные.
– Кто ищет, тот найдет, – произнесла она.
Натренированными пальцами она в один миг лишила
бутылку девственности и, чтобы проверить на вкус, тут же сделала несколько глотков прямо из горлышка, а потом протянула бутылку мне. Я поставил ее рядом с собой. Она может мне пригодиться, если Хильдур закапризничает и не станет говорить со мной.
– Тебе не хочется выпить? – Она с сомнением смотрела на меня. Ей трудно было представить, что человек может не испытывать жажду постоянно.
– Нет, не хочется, и потом, я за рулем.
– Чего же ты хочешь? – спросила Хильдур и улыбнулась во весь рот. – Не пришел же ты, чтобы заняться со мной любовью?
С грацией ожиревшего тюленя она распахнула руки для объятий и подержала их, как бы приглашая.
– Мне надо кое-что уточнить.
– Неужели?
– Когда ты в прошлый раз рассказывала мне об отце Юхана – я не очень-то тебе поверил.