Глава 16
«Можно ли влюбиться в негодяйку?», «Как принять от аморальной личности любовь, при этом не унизив себя?», «Есть ли жизнь после внезапного расторжения помолвки?» - эти и другие вопросы рассматривались в моей голове всю ночь и последующее за ней раннее утро.
Потому что вчера вечером после работы мы «рассматривали» их вчетвером с вернувшимися, наконец, в город бабушками. И их «тезисы в тему» на приличный язык мало переводимы. Пожалуй, воздержусь лишь несколькими, из самых скромных:
- Козел малолетний! Подумать такое на нашу девочку!
- Ишь чё! «Я – ваш навеки» сначала…
- Ага! А потом «не поминайте лихом»! Вы слышали, и как он, как его…
- «Это была ошибка!», Маруся!
- Какая ошибка, Клара?
- Да не у тебя, а он тогда так выдал. Ну мы ведь все слышали!
Откуда они «всё слышали» я к великому стыду своему догадывалась. Но, выяснять степень аморальности данной «прослушки» настроения нет. Сама ведь, по мнению… некоторых – «аморальная личность». Расстроила помолвку, оклеветав невесту! Расчистила себе бульдозером из лжи местечко рядом! Тоже мне, «жених столетья». Вот всё это сегодня ему и выскажу! Да! Сначала выскажу, а уж потом уволюсь.
Мечте моей многообещающей исполниться было не суждено. И данный факт стал для меня полной неожиданностью, как и вальяжно застывший у вертушки Павел. Одно то, что он не в привычной своей мятой черной форме, а в деловом костюме, да еще при галстуке, уже должно было меня смутить (заинтересовать, насторожить). Но, я так пылала заготовленной заранее речью, что заметила эти перемены, лишь налетев с разбега на вертушку.
- До-оброе утро, - протянула, рассматривая эту пафосную статую. – Павел, открой мне пожалуйста.
- Не было такого распоряжения.
Вот те раз!
- Как это не было? А какое распоряжение было?
- Пропускать вовнутрь только сотрудников завода. А вы… ты уволена с сегодня, - сказал и, вдруг торжествующе оскалился, одернув на себе пиджак.
За это время у закрытой вертушки уже начал скапливаться наш сонный утренний коллектив. И я поняла, что пора красиво сваливать пока это еще возможно. К тому же всю информацию я получу чуть позже напрямую от Екатерины Марковны. И лишь напоследок мелькнули в голове две совершенно посторонние друг другу мысли: «Павла вполне очевидно повысили» и «Хорошо, что запретила бабушкам при любом раскладе вмешиваться в собственный разбор».
И все было нормально с моим настроем (я настаиваю на этом!), пока уже на спуске с крыльца меня не окликнул наш водитель Вадим:
- Ульяна Дмитриевна?! С-с наступающим.
- Спасибо, - мужчина неизменно стушевался, но это совсем не повод ему не улыбнуться. – И вас.
- Вы это… куда?
А «куда» же я?.. И вот тут меня внезапно накрыло пониманием: я больше не хочу. Вернуться в повседневно привычный дом, к привычным запахам, вопросам, людям. Я не хочу! А чего же я хочу?.. Укрыться. От подступающей душевной боли, тягостного чувства несправедливости. Спрятаться от этого всего под одеяло и замок. И лучше навесной!
- На дачу, - сказала и растерялась сама от этих слов.
Вадим сделал вид, будто бы не удивился. Лишь замер на миг, проведя ладонью по затылку:
- Это же по Червишевскому тракту, СНТ «Ученый», так? Я вашу родственницу, кажется, бабушку туда отвозил после лекции в нашем музее на Пристанской.
И где только она лекции эти не читала.
- Да.
- Поехали!
Прошло два долгих дня… В первый же из этих дней я потеряла телефон. Точнее утопила его в колодце. И это был не «акт похренизма на мирскую суету», а элементарная случайность. Мне позвонила Екатерина Марковна как раз в тот момент, когда я крутила за ручку колодезный обледенелый ворот:
- Ульяночка! У нас тут такое происходит! И я не знаю, что мне делать?!
- А я вас предупреж…
И всё. Ну… он летел сначала долго вниз, сверкая цветным экраном, а потом б-бульк в далёкой студёной темноте… И всё.
А, матерь всех бобров, мне хорошо. Мне хорошо, я сказала! И жила два дня. Слушала «Радио России», жаря оладьи на плите, смотрела старенький телевизор на диване, укутавшись верблюжьим одеялом, и думала о вечном. «Вечное» неизменно приобретало русые волосы, заправленные за уши, и серо-голубые очи. Я злилась на себя и в исправительных целях шла чистить снег. За два дня снега во дворе уменьшилось весомо.
А на третий день к самому вечеру явилось оно. Мое персональное «вечное». Подошло к двери в щелястых сенях, ответственно побилось ботинками о крыльцо, стряхивая с них снег (хотя снега там давно уж не было) и пару раз постучало в дверной косяк… напрасно… еще раз постучало… А я сказала, что напрасно! А потом все стихло в дачной, и без того не очень живенькой округе. На целых шесть минут! Но, меня за это время накрыла такая вселенская тоска, что прямо в открытую кухонную форточку бери и во…
- Ульяна?!
- Матерь всех бобров! Да как же можно так пугать?! Черт!
- Ну, это слово как-то ближе сердцу, чем бобры. Ты меня впустишь к себе?
- Нет, Андрей Максимович, - произнесла и опустилась на пол прямо у окна.
- Да? – выдохнул с другой его стороны мужчина. – Знаю, заслужил. Но, у вас ведь даже будки нет… Молчишь?.. Ульяна?
Но, я молчала стойко!
- Угу.
Молчать!
- Ты здесь. Тогда слушай меня так, - снег, вдруг потаённо заскрипел и судя по дальнейшим звукам, мой бывший босс тоже уселся. На завалинку, по всей видимости, то есть слышимости. Да, неважно! – Я расскажу… Я виделся с Аглаей и Радославом. И теперь все знаю. Лиза планировала открыть нашу общую банковскую ячейку. Как я это понял? Как поверил именно в такой расклад? Она два месяца назад слишком настаивала внести в наш брачный договор именно этот пункт – допуск к моей банковской ячейке. Думаю, она была уверена, что именно там я храню все разработки по двигателю. И, кстати, ты на работу собираешься? У нас корпоратив завтра и я до сей поры твой гендиректор, так что в порядке производственной необходимости в красивом платье, - мужчина замолчал. – Лучше в том самом, синем…
- Кх-м.
- Ульяна, меня не было в Тюмени целых три дня. Но, я бы не уволил тебя, даже будучи в своем кресле. Это была прощальная гадость от моей бывшей невесты, хотя бы на время, но ей очень хотелось. Я эти три дня искал деньги, чтоб компенсировать вложения Лизы в производство. Пришлось кое-что продать. Так что вернулся только сегодня утром и… да это уже неважно. Ты нужна мне. Ты очень нужна мне, моя Лапушка. Прости меня, пожалуйста… Ульяна?.. Что поможет тебе простить меня? – и снова тишина. – Да нет… - я притаившись, замерла. Мужчина, судя по новым звукам, неожиданно поднялся с завалинки. – Ну, раз они сказали так. И если он и правда помогает выжить… Жаль, музыки нет… Ульяна! Специально для тебя! А музыку мне дашь?!
Что ж он задумал? Я подскочила с пола, секунды целые пялилась на блёклый радио-короб на серванте… почему бы и нет? И наполняя тишину, из престарелого динамика, во всю мощь, вдруг полилось: «Арго-о-о! Да пошлет нам небо путь с луной и звездами!..» Я рванула назад к окну. Андрей, оскалившись, прищурил взгляд и потянулся пальцами к молнии на своей куртке… «На-на-на-най-на-най! На-на-на-най-на-най!» да простит нас неизвестная советская группа! «На-на-на-най-на-най! На-на-на-най-на-най!» Мой бывший-нынешний босс танцевал под «Арго» свой стриптиз на морозе… На морозе.