— Я потерян и сгораю к чертовой матери. Я никогда не расплачусь со своими долгами, я тону. Они собираются убить меня. — Раздается шум, похожий на бег. — Я возвращаюсь домой. Я люблю тебя, Хэлли Бернс. Держи свет включенным для меня.
Вызов завершается.
Мое сердце останавливается.
Воцаряется тишина.
— Вернись, — прерывисто шепчу я.
Робин начинает плакать.
— Мне так жаль.
Нас уводят, выводят на улицу. Парамедик заворачивает нас обоих в одеяла из фольги. Некоторое время спустя мы должны наблюдать, как они уносят Зика в мешке, после бесчисленных тщетных попыток перезапустить его сердце.
Я падаю в обморок посреди дороги, мир слишком тяжел, чтобы его выносить. Момент, когда я вернулась домой и обнаружила своего отца мертвым, воспроизводится в моем сознании, его тело холодное и неподвижное. К моему ужасу, к нему присоединяется лицо Зика. В моем воображении они стоят вместе, навсегда недосягаемые.
Я не могу сдержать крик боли, когда машина скорой помощи уезжает, увозя с собой оставшиеся кусочки моего разбитого сердца. Шум резкий, мучительный. Воплощенная смерть.
Вот на что похоже гребаное горе.
Один бесконечный, ужасный крик.
Эпилог
Хэлли
Пять лет спустя...
Занимая свое место во главе круга, я улыбаюсь десяти людям, сидящим в студии. Они варьируются от восторженных до откровенно испуганных, уставившись в пол пустыми взглядами.
Я помню это чувство, когда смотришь в неизвестность. Это, несомненно, страшно - столкнуться с перспективой отпустить демонов, которые составляют компанию нашему хрупкому разуму. Страшно, но необходимо.
— Добро пожаловать на арт-терапию из-за тяжелой утраты.
Я раздаю соответствующие документы и приветственные наборы, уделяя время тому, чтобы поприветствовать каждого человека.
— Меня зовут Хэлли Роудс, я буду вашим куратором на этом курсе лечения. В течение следующих нескольких месяцев мы довольно хорошо узнаем друг друга.
Раздается стук в дверь, и появляется опоздавшая девушка, заглядывающая в комнату. На ее лице застыла хмурая гримаса, когда она сбрасывает пальто и сумку.
— Извините, я опоздала. Не хотела приходить.
— Мила, верно? — Я поднимаю брови, хватая со стола еще один приветственный набор. — Добро пожаловать на арт-терапию. Пожалуйста, постарайся в будущем приходить вовремя. Вот, возьми это.
Она смотрит на единственные кисть и карандаш, которые я ей предлагаю.
— Для чего это, черт возьми?
— Твое оружие, — отвечаю я, ничуть не смущенная ее отношением.
Мила фыркает, закатывая на меня глаза.
— Мое оружие? Мы отправляемся на войну или что-то в этом роде?
— Разве каждое пробуждение, когда тебе не хочется этого делать, не похоже на войну? — Я возражаю.
Это вскоре заставляет замолчать ее и всех остальных. Мила отводит взгляд, принимает подарки и крепко обнимает себя. Я непоколебимо смотрю всем в глаза, позволяя им увидеть мое понимание.
— Вы все здесь, потому что потеряли кого-то. В этой комнате вы не вдовцы и не сироты. Вы не жертвы тяжелой утраты и горя. — Я машинально верчу обручальное кольцо с бриллиантом на пальце. — В этой комнате, леди и джентльмены, вы просто люди. Вот и все. Люди, которые достаточно храбры, чтобы признать, что они борются и нуждаются в помощи.
— Мне это не кажется смелым. — возражает молодой подросток.
— Почему нет?
Он опускает голову, признавая поражение.
— Просить о помощи — это бессилие. Это слабость. Не то, чем стоит гордиться.
Я встаю, направляясь к своему столу, чтобы взять рамку, которая там стоит. Пациенты с интересом наблюдают за мной, пытаясь украдкой взглянуть на фотографию внутри.