— Вы отреклись от него. А чего вы ожидали? Вряд ли он собирался мириться с этим.
— Это то, что он тебе сказал?
Кислота поднимается к моему горлу, и я хватаюсь за внезапно раскалывающуюся голову.
— Да.
— Я понимаю, — бормочет Анджела. — Правда далека от истины. Я пыталась связаться с ним в течение последних нескольких месяцев. Это бессмысленное молчание длилось достаточно долго. Ему нужно вернуться домой.
— Вернуться домой? — Повторяю я в замешательстве.
— Мы хотим увидеться с ним, загладить вину. Ты поговоришь с ним?
Не надо было отвечать на этот чертов звонок. Из соседней комнаты доносятся шаги, и я поднимаю голову, внезапно запаниковав. Я не могу доводить Зика до крайности этим. Не сейчас, когда он, наконец, стабилен, на этот раз чист после нескольких месяцев борьбы. Но что, если примирение с его семьей поможет навсегда избавиться от его демонов?
Я сдаюсь, тяжело вздыхая.
— Когда?
— В следующие выходные? Мы были бы признательны тебе за поддержку в этом, Хэлли. Я надеюсь, что он прислушается к тебе.
Я бьюсь головой о стену, проклиная свое кровоточащее сердце.
— Я посмотрю, что можно сделать. — Затем я вешаю трубку, засовываю телефон обратно в карман и открываю дверь. Зик ждет снаружи, скрестив руки на груди и нетерпеливо постукивая ногой.
— С кем ты там разговариваешь?
Закусив губу, я встречаю его обеспокоенный взгляд.
— Э-э-э, зазвонил телефон.
— Ииии?
— Это была твоя мама.
Его поведение меняется в одно мгновение, переходя от расслабленного состояния к внезапной повышенной готовности. Я беру его за руку и веду в спальню, оставляя храпящую в отключке Робин в гостиной. Закрыв дверь, он тут же начинает расхаживать по комнате.
— Откуда у нее твой номер?
— Очевидно от твоего друга.
Зик с ненавистью усмехается.
— Гребаный Аякс.
— Ты сказал мне, что она отреклась от тебя.
Его взгляд переходит на меня, ноги замирают.
— Так и сказал.
— Ты солгал?
— Да, — признается он.
Зик падает на кровать, закрыв лицо руками. Я присоединяюсь к нему и обнимаю его за плечи, кладя подбородок ему на макушку. Я слышу, как учащенно он дышит прямо сейчас, охваченный паникой и изо всех сил пытающийся сохранять спокойствие.
— Было проще уйти от них, — бормочет он.
— От собственной семьи?
— Ты имеешь в виду то, что от нее осталось после смерти Форда. Я знаю, они винили меня, даже если отказывались признать это вслух. — Он качает головой, голос срывается. — Остаться было просто напоминанием обо всем, что мы потеряли. Меня, брата. Их сына. Чувство вины убивало меня.
Я обнимаю его крепче, глаза горят от слез.
— Они любят тебя.
— Они не должны, — выпаливает он.
— Ты говоришь это обо всех. Включая меня. — Я кладу палец ему под подбородок, поднимая его лицо, чтобы встретиться с ним взглядом. — Но я все еще люблю тебя, и они тоже. Ты не можешь отталкивать людей вечно.
Он моргает, лицо искажено душевной болью.
— Это защищает их от вреда.
— И ты спокоен, — добавляю я.
Зик горько смеется.
— В том-то и дело.
Укладываясь под одеяло, мы прижимаемся друг к другу, моя голова оказывается над его сердцем. Я переплетаю свои пальцы с его и цепляюсь за него, пытаясь доказать, что мое присутствие помогает, а не вредит. Мы нужны друг другу, чтобы выжить.
— Она хочет тебя видеть.
— Я не могу, — отвечает он.
— Ты можешь и сделаешь это. Я буду рядом с тобой.
Он стонет.
— Пожалуйста, не заставляй меня делать это.
Приподнимаясь на локте, я целую его в нос и двигаюсь к губам, задерживаясь там на секунду. Он обхватывает мою щеку, но я убираю ее, прежде чем дело заходит дальше. Я пока не отступаю, по крайней мере, без твердого обязательства. Это важно.