— О, Иезекииль. Мой мальчик.
— Привет, мам, — бормочу я.
Анджела Роудс высокая, гибкая и воплощение утонченности. Ее светлые волосы искусно окрашены и уложены, дополняя ее строгий стиль домохозяйки. От кольца с огромным бриллиантом до блестящего жемчуга - все в ней идеально так, что ни один волосок не выбивается из уложенной причёски.
— Иди сюда, — кричит мама, заключая меня в объятия. — Я так сильно скучала по тебе.
Хэлли встречает мой взгляд через плечо, ободряюще улыбаясь. Я весь напрягаюсь, застыв в объятиях матери, но заставляю себя попытаться обнять ее в ответ. Этот поступок причиняет мне физическую боль, как будто я не имею права делать это, когда Форд мертв и похоронен в этой чертовой земле.
— Ты, должно быть, Хэлли, — приветствует мама, пока я целую ее в обе щеки.
— Приятно познакомиться, Анджела.
Проводив нас внутрь, мы снимаем обувь и выходим в кухню-столовую открытой планировки. Все, как обычно, безупречно чисто, мамины просторы из мрамора и нержавеющей стали практически сверкают. Она расставляет на столе чайные чашки и закуски, быстро выдвигает стулья, чтобы мы могли сесть.
— Твой отец вернется через секунду, он как раз ведет собаку.
— У вас есть собака? — Хэлли улыбается, поддерживая разговор.
Мама с энтузиазмом кивает головой.
— Немецкая овчарка.
— Зовут Тинсэл, — фыркаю я.
— О, Тинсэл. Интересно.
Закатываю глаза в ответ на фальшивый интерес Хэлли, моя нога покачивается под столом, пока кипящий чайник заполняет тишину. Я чувствую, как мама смотрит на меня, изучая и запоминая каждый дюйм моего тела, который изменился. Ее губы хмуро поджаты.
— Где ты был, Иезекииль? — спрашивает она.
Я тревожно барабаню пальцами по столу.
— Поблизости.
Она вздыхает, отворачивается от меня и наполняет чайник. Хэлли толкает меня локтем под столом, приподнимая брови, как бы говоря: во что, черт возьми, ты играешь? Как будто так легко бередить раны прошлого. Я не сидел на этой кухне с того дня, как мы похоронили Форда и жизнь изменилась навсегда.
Хлопает задняя дверь, и у меня по коже бегут мурашки, когда входит папа с винтовкой под мышкой и в твидовом пиджаке, плотно сидящем на нем. Мой отец старой закалки, родился и вырос в пригороде, любитель виски и заядлый охотник. Он бросает на меня взгляд и хмурится, точь-в-точь как мама, на лице у него написано неодобрение.
— Тебе нужно подстричься, парень.
— Я тоже рад тебя видеть, папа, — бормочу я.
Напряжение возникает между нами, когда он подходит, протягивая мне руку для приветственного пожатия. Ах, подавленные эмоции и ядовитая мужественность, добро пожаловать обратно, старые друзья. Я пожимаю его руку и избегаю смотреть ему в глаза, остро осознавая, что Хэлли наблюдает за всем этим странным взаимодействием.
— Кто это?
Мама предупреждающе говорит, разливая чай по чашкам.
— Это Хэлли, подружка Иезекииля.
— Приятно познакомиться, сэр, — декламирует она, слабо улыбаясь ему.
— Подружка, да? Что ты нашла в нём? — Папа усмехается. — Это же не может быть из-за его достижений, не так ли?
— Джайлс, — выдыхает мама, качая головой. — Мне так жаль, не обращай на него внимания.
— Не волнуйся, мам, — я одариваю ее мрачной улыбкой, убеждаясь, что она видит все насквозь. — Я уже привык к этому. Старые привычки умирают с трудом, да, пап? Ты никогда этого не одобрял.
— Почти так же легко, как и твой брат, — огрызается он.
На кухне воцаряется мучительная тишина. Глаза Хэлли недоверчиво выпучиваются, когда мама шмыгает носом, вытирая слезы и занимаясь миниатюрными бутербродами. Мы с папой уставились друг на друга, не желая отступать.