— Свет велик…
Парамон положил тяжелую ладонь на Алексашкину голову и ткнулся бородой в самое ухо:
— Ты брось! Теперь не убежишь. Теперь никуда не денешься…
Он хотел было что-то сказать еще, да замолчал: вылез из-за стола захмелевший Карпуха, пустился плясать.
— Не топочи!
Парамон дернул за руку Карпуху. Тот обозлился и, брызгая слюной, полез на Парамона с кулаками. Мужики схватили Карпуху, посадили на лавку, поставили перед ним недопитую брагу.
— Что, схизматики, боитесь?
— Это ж ты схизматик, — смеялись мужики.
— Ничо-оо, — Карпуха рубил кулаком воздух. — Придет!.. Он тут, недалече…
— Кто придет? — допытывался Парамон, хотя хорошо знал, о ком говорил Карпуха.
— Небаба придет!.. Понял?
— Ты, Карпуха, сейчас ни мужик, ни баба… Пей брагу!
— Буду пить! За Небабу!.. За веру христианскую!..
Карпуха поднял кружку и с размаху ударил по столу. Брага плеснула на стену, на бородатые лица мужиков.
— Шальной! — проворчал Парамон, вытираясь подолом рубахи.
— Придет в Пинск Небаба — обниму и поцелую, как брата!
И вздрогнули в корчме мужики от сурового голоса:
— Поцелуешь?!
Обернулись к дверям и замерли: рыжеусый капрал и стража. Съежился, обомлел за столом Алексашка — сразу узнал Жабицкого. Как молния, пронеслась горячая мысль: искали и нашли его, Алексашку. И тут же овладел собой — Жабицкий знать его не может. Только если по приметам. Опустил Алексашка голову. Во рту пересохло, а в виски, словно молотом, стучит кровь.
— Поцелуешь?.. — снова спросил капрал. И приказал страже: — Веревку!
Два стражника вытащили Карпуху из-за стола и скрутили ему руки. Карпуха не противился, только сопел. Мужика увели. Несколько минут в корчме стояла тишина. Кто-то тяжело вздохнул.
Алексашка вышел из корчмы с тяжелыми мыслями. Почему Жабицкий оказался в Пинске? Искал он Алексашку или это случай? Куда повели Карпуху? Может быть, чтоб высечь батогами? Стража пошла в шляхетскую часть города.
А Карпуха, словно прощаясь, обернулся возле ратуши. И до корчмы долетел свирепый голос Жабицкого:
— Пшел!..
— Теперь ему все, — вздохнул на крыльце Ицка, вытирая передником руки. — Ай-яй! И брагу выпил, и рассчитался…
За домом войта Ельского — рейтарский двор. Возле конюшен хата без окон. Втолкнули Карпуху, наддали в спину. Ударился он в столб дыбы, прошел хмель. Капрал впился колючими глазами:
— Хочешь жить, смерд вонючий? Отвечай, да не думай лгать! Откуда тебе известно, что придет в Пинск Небаба?
— Мне неведомо, пане… Говорят так…
— Кто говорит? — Лицо Жабицкого побагровело.
— Люди, пане… Только и говору в городе про Небабу…
— Целовать будешь разбойника? Братом ему стал и змовой с ним связан? Говори!
— В какой же я змове, пане? Я его ведать не ведаю.
— В змове! — закричал Жабицкий.
— Помилуй, пане… Я ж пьян был. Сдуру…
— На дыбу! Будешь говорить, смерд…
Карпуха не успел опомниться. Его схватили, развели руки, привязали к столбам жесткими веревками и растянули. Хрустнули кости. Страшный крик огласил хату и оборвался. Свесилась тяжелая голова…
Карпуху сняли с дыбы и на голову плеснули ковш холодной воды. Пришел в себя, раскрыл мутные глаза.
— В змове?
— Смилуйся, пане… — прошептали сухие губы.
— Говори, от кого слыхал про Небабу?
— Мужики… в корчме говорили…
— На дыбу!
Снова подвесили Карпуху. Показалось ему, что рвут горячими щипцами тело. Изо рта и ушей пошла кровь. Все завертелось перед глазами, перевернулась вверх полом хата…
— Все, пане капрал! Больше ничего не скажет, — заметил палач, снимая ремни.
Жабицкий заскрипел зубами.
— Выбросить падаль!
Когда Карпуху развязали, он снопом свалился на пол. Подвели телегу. В нее стражники положили Карпуху и повезли за ворота шляхетного города…
Усадьбу свою негоциант пан Скочиковский поставил у самой Пины на меже шляхетного города и ремесленного посада. Хоть далекий род пана был мужицкий, Скочиковский презирал чернь и селился от нее подальше. Но и в шляхетный город не попал. Зато теперь со злорадством думал, что все же заставил шановное панство кланяться и подавать ему руку — не могут обойтись без его железа. Сейчас у Скочиковского хватает денег, и он все чаще подумывает о том, чтоб у ясновельможного пана графа Лисовского купить болотную землю возле деревни Поречье, под Логишином. В болотах тех железа много. Там хорошо бы поставить железоделательные печи. А потом по Ясельде и Струмени железо сплавлять на байдаках аж до Киева, где будут брать его за милую душу.