«А ведь я не хочу, чтобы они получили оружие, — думала Рипли, разглядывая противоположную стену. — Не хочу…» И от этих мыслей ей становилось все грустнее. Никогда еще Рипли не была такой одинокой, как в этот момент, — может, потому, что сейчас ей самой как никогда хотелось общения, поддержки, но даже Священник покинул ее, полностью посвятив свое время Одинокому. Ушел за ним и Все Равно…
Сидеть в комнате и вовсе было бессмысленно, и, переодевшись в блузу и брюки — одежду, которую Рипли сочла для себя наиболее подходящей из предложенных хозяйкой вещей, — она вышла в коридор.
Довольно скоро ей удалось отыскать Эдварда. Он с задумчивым видом сидел перед включенным компьютером и, казалось, ушел в себя настолько, что никого вокруг не замечал. Но на самом деле профессиональная готовность не покидала его ни на миг, и стоило Рипли возникнуть на пороге, он поднял голову и привычно улыбнулся.
— Вы не спите? Я бы на вашем месте постарался как следует отдохнуть… или вам нелегко находиться в новом месте? Привыкайте…
— Вы заняты?
— Нет, заходите… Вы ужинали? Если хотите, мы можем вместе выпить кофе.
— Не откажусь, — Рипли прошла в комнату и устроилась на ближайшем свободном стуле. — Не возражаете, если я закурю? У вас тут есть сигареты?
— Вам какие? — Варковски встал и подошел к встроенному в стену небольшому бару, в котором можно было найти несколько бутылок с винами, шейкер, кофеварку; тут же приткнулись и прямоугольнички сигаретных пачек.
— Все равно. Я слишком давно не курила.
— Нервничаете? — усмехнулся он, бросая ей первую попавшуюся пачку. — Да, ситуация интересная.
«А она довольно красива, — отметил он как бы невзначай, — хотя такие приключения никому не идут на пользу».
— Не смотрите на меня так, — в упор посмотрела на него Рипли.
— Мне нравится ваша откровенность… Простите. Я не хотел.
Кофеварка тихо зажурчала, распространяя вокруг себя успокаивающий приятный аромат.
«Ну и что? Вот я пришла сюда… О чем я собиралась говорить с этим человеком, который мне совершенно незнаком? — размышляла Рипли. — Неужели мне это нужно?»
— Скажите, я могу задать вам один вопрос? — наконец произнесла она.
— И даже не один. Вы имеете право знать все… Вы ведь, надеюсь, наш союзник?
— Надеюсь, — сухо, даже резко отозвалась Рипли. — Скажите, Варковски… Сколько лет вы уже занимаете должность шефа внутренней безопасности Компании?
— Милая Рипли! — чуть не рассмеялся он, но тут же посерьезнел. — Во-первых, ваш кофе уже готов. А во-вторых… Я ведь сильно разочарую вас, сказав правду. Я занимаю эту должность достаточно давно. И вы имеете все основания обвинить меня если не во всех, то в большей части своих неприятностей.
— И вы мне в этом признаетесь? Странно звучит, если учесть, что вы хотите видеть во мне своего союзника.
— Просто мне очень не хочется вас обманывать.
— И на том спасибо. Было бы смешно услышать от вас, что вы раскаялись…
— И впрямь смешно, — улыбнулся Эдвард, разглядывая лицо Рипли чуть прищуренными глазами. — Люди ведь не меняются, не так ли? Родившийся подлецом — всегда подлец, честный — всегда честен… Рипли, ответьте мне тоже на один маленький вопрос. Как получилось, что вы были готовы умереть ради того, чтобы уничтожить существо, жившее в вас, а сейчас можете идти на сделку с совестью, чтобы его спасти? Да нет — не отвечайте… Я не хотел вас обижать. Просто в жизни у каждого человека бывает всякое.
— С вами опасно спорить, — Рипли поморщилась. — Вы умеете находить чужие болевые точки.
— Жизнь жестока, и, чтобы выжить, приходится стараться сыграть с ней на равных. Но я действительно прошу прощения за эти слова.
— Наверное, вы неудачно влюбились, — нервно рассмеялась Рипли.
— Нет, Бог миловал, — хмыкнул Варковски. — Хотя мне кажется, что вы из тех немногих, кто смог бы меня понять.
— Вы так думаете?
Она внимательно изучала выражение его лица; теперь ей странно было думать, что оно могло вызывать раздражение. «Он искренен… искренен», — твердила ей мысль. И все же верить ему не хотелось. Уж не потому ли, что еще один пересмотр убеждений был бы для нее тяжелой нагрузкой?
— Да… Вам уже не двадцать, вы много пережили, много поменяли в себе — и сумели при этом остаться собой. Может, потому вы сможете представить себе человека, который в жизни не видел никакой ценности, кроме собственной карьеры, кроме дела ради дела. Нормального здорового циника, сумевшего не только придумать для себя идеал работника, но и максимально приблизиться к нему. И вдруг такой человек оказывается в ситуации, когда ему приходится понять, что все его цели — ничто.
— Просто так — взять и понять? — Рипли стряхнула пепел на кофейное блюдце.
— Разумеется, не просто так. Этот человек должен был умереть. Он знал об этом и имел достаточно времени подумать, что в противном случае ожидало бы его впереди. И вышло так, что впереди не было ничего. Вообще ничего… И позади тоже. Игра в цель, игра в профессионализм… Пусть даже профессионализм настоящий — но этого достаточно для робота, а человеку все же нужно немножко больше. И это оказалось самым страшным — понять свою ненужность, понять, что никому от его гибели не будет ни горячо, ни холодно… Как будто и не жил. Обреченность всегда тяжело переживается, но понимание того, что она еще и бессмысленна… Ладно. Все это только слова. Не знаю, зачем я вообще заговорил на эту тему.
— Нет, продолжайте, — Рипли вздрогнула. Странно, но ей показалось, что она и впрямь понимает это.
— Да это, в общем, и все.
— Но ведь вы остались живы!
— Чудом, а я никогда не верил в чудеса. И знаете, что самое удивительное? Я перестал по-настоящему бояться смерти. Бессмысленность, бесцельность ее — это страшнее.
— Ну почему… — Рипли отодвинула чашку. — Может быть еще и разочарование в собственной цели, в своих жизненных убеждениях. Ах да, — покачала она головой, — ведь об этом вы тоже говорили.
— Еще кофе?
— Спасибо.
— Тогда лучше перейдем к делу. — Рипли так и не смогла понять, что именно изменилось в его лице: вроде бы все его черты остались неподвижными, но улыбка, только что очень человечная и немного печальная, мудрая, превратилась вдруг в плоскую, будто нарисованную, и живой, многое перестрадавший человек исчез, превратившись в обычного деловитого типа. — Как вы считаете, если Медный согласится принять оружие от нас, что может помешать нам выступить по радио перед всей Республикой?
— Почему — по радио?
— Видеостереосеть замкнута на центральный компьютерный банк информации, а там хозяйничает Зофф. Так вот. Мне любопытно, как в таком случае поступит большинство простых, обыкновенных людей? Будет ли это взрывом — или цирком?
— Не знаю, — Рипли было нелегко переключиться на другой тон. Еще немного — и ее саму потянуло бы на откровенность или жалость к Эдварду окончательно заставила бы почувствовать к нему симпатию… Сложно начать думать, приготовившись сопереживать. — Я думаю, вам виднее…
— Все зависит от армии. Но мне некого послать на переговоры с членами штаба, а сам я, не убедившись, что все остальное здесь будет доделано без меня, не рискну выйти. Мне нужен человек, способный заменить меня в любую минуту. И я очень хотел бы, чтобы этим человеком стали вы.
— Нет! — выдохнула Рипли. — Это невозможно!
— Не хотите… — приклеенная улыбка на миг ожила и погрустнела.
— Я просто не смогу.
— А я не смогу вас заставить. Понимаю, что вы устали от всего, у вас еще в зените личная драма. Но ведь вы же в свое время были офицером по безопасности, вы умеете принять на себя командование в нужный момент, вы умны, решительны, находчивы… И я очень надеюсь, что вы отнюдь не безразличны к судьбе Человечества.