Странно, но в этот момент ей показалось вдруг, что это Священник тихо подсказывает ей верные слова. Рипли подумалось, что сама она подобрала бы совсем другие, а может, и ответила бы изначально по-другому.
— Вы отвечаете, как профессиональный дипломат! — подхватил очередной Сборщик. — И тем не менее вы утверждаете, что попали к нам едва ли не случайно…
— Ничто не бывает случайно в этом мире, — ответила Рипли и вновь не узнала саму себя.
Конечно… Ведь она, она сама, ждала совсем другого вопроса — подлого, на который требовалось дать соответствующий ответ. А все, что происходило сейчас, на самом деле являлось всего лишь словесной игрой, и фразы сами выскакивали с поверхности памяти, заброшенные туда, быть может, после последних разговоров с тем же Священником или с Шеди.
«Священник… Как он? Жив ли? Увижу ли я его когда-нибудь?»
— Рипли, почему вы погрустнели?
— Вы разрешаете мне не отвечать на этот вопрос? — слова действительно словно возникали сами по себе.
— Рипли, а какого вы мнения о нашем правительстве?
«Вот оно, началось!» — Рипли почувствовала, как ее сковывает нарастающее напряжение.
— Я не считаю его идеальным, но не имею права высказываться о ваших внутренних делах, — Рипли осторожно посмотрела в сторону Медного — тот явно ожидал продолжения.
«Да, — заметила Рипли про себя, — если бы настоящий посол позволил бы себе подобное заявление — оно стало бы последним для его карьеры… Неужели они не понимают, что нельзя требовать такой оценки от пришельца?» — Вы говорите вообще или имеете какие-то конкретные претензии к действиям нашего правительства?
— Как и всякое правительство, оно не гарантировано от ошибок, — на этот раз Рипли твердо ощущала, что говорит уже сама от себя, зато стал каким-то чужим голос. — И вы сами, должно быть, оценили их количество хотя бы при переговорах с Нэигвас.
Она замолчала, вновь бросая взгляд в сторону Медного.
— То есть вы хотите сказать, — в группке Сборщиков новостей ее заявление вызвало немалое оживление, — что наш Правитель не справился со своими обязанностями?
— Я хочу сказать, что это должно быть известно и вам самим, — еще резче и суше проговорила Рипли, — раз вы назначили досрочный Большой Поединок.
— А как в таких случаях поступают у вас на Земле?
— В крайних случаях Президент просто отзывается — но это происходит очень редко, когда его действия противоречат нашему Основному Закону.
«Зачем они это спрашивают?» — Рипли и в самом деле не понимала, для чего Сборщикам новостей понадобилось затрагивать эту тему.
— А если бы проводимая вашим Правителем политика привела бы к войне между цивилизациями — что бы сделали у вас?
Рипли еле сдержала усмешку. Так вот чего они добивались! Ей вспомнились представления жителей Планеты о ее соотечественниках. Похоже, они ожидали услышать, что с несправившимся политиком земляне жестоко разделываются.
— В таком случае было бы очень вероятно его отстранение.
— Без нового Поединка?
— У нас другая система: кандидаты в президенты не сражаются физически — они стараются завоевывать симпатии народа, чтобы победил набравший большее число голосов. Даже если бы такие повторные выборы были назначены — отстраненный кандидат не имел бы никаких шансов на успех. Но в подавляющем большинстве случаев подобная ситуация для Президента — конец его политической карьеры, или, если вас больше устроит такая формулировка, — его геополитическая смерть.
Рипли замолчала — она не могла не ощутить ту бурю чувств, которая обрушилась на нее с разных сторон. Что же касается Шеди и Скейлси, то обе тут же принялись закрываться.
— Поблагодарим Рипли и вернемся к более близким событиям, — снова вылез на первый план Медный. — Надеюсь, ваше любопытство удовлетворено…
— Только один вопрос! — едва ли не самый мелкий из Сборщиков новостей (он же, как показалось Рипли, отличался и самой большой подвижностью) подпрыгнул и, растолкав всех своих коллег, повис на крае ложи. — Рипли, за кого вы будете болеть во время Большого Поединка?
— За более достойного, — процедила Рипли сквозь зубы, поняв вдруг, что никакие силы не заставят ее назвать конкретное имя. Пусть толкуют ее слова, как хотят…
— Благодарим!
— Спасибо вам, Рипли!
— Удачи вам!
Гомоня на ходу, кучка Сборщиков так же быстро откатилась.
Закашляли мегафоны, проверяя свою готовность к работе. До сих пор не включавшиеся лампы присоединились к горящим.
Начавший утихать шум возвестил, что торжественный момент начала Большого Поединка приближается.
И лишь когда короткие призывные сигналы незнакомых ей музыкальных инструментов раздались над самим полем, заставляя стихнуть последние голоса, Медный наклонился к Рипли и негромко прошептал:
— Вы все сделали правильно — теперь он не может не победить! Ждите благодарности — за нас сейчас вся Планета…
Рипли только молча опустила голову.
Ей было очень стыдно…
6
К вечеру начался дождь. Вначале скромный и неловкий, он за полчаса осмелел, набрался сил и принялся поливать Норы с редкостным усердием. Довольно скоро пришлось выставить конические крышки, но специально проделанные ложбинки-водостоки наполнялись с такой быстротой, что можно было не сомневаться: пройдет еще немного времени и мутные струи доберутся до нижних проходов и коридоров.
Он пришел в себя от холода и тут же понял, что его ноги погружены в лужу, а лапы и щупальца вывернуты самым неудобным образом и стянуты где-то позади спины, по другую сторону касающегося ее столба.
«Где я? — с трудом подумал он. — И почему?» Помельчавшие с начала ливня, но все равно еще достаточно крупные капли больно били его по спине.
Рядом не было видно ни одной живой души, и лишь где-то вдалеке можно было угадать забившуюся под навес у пролома фигуру.
Укрепление… Пролом… Веревки… Изгнанник вдруг понял все. Точнее — вспомнил.
«Рваный, конечно, зверь — но это еще не причина, чтобы бунтовать, — сказал Вожак, когда Нового привели к нему на расправу. — Право же, мне жаль, что так получилось. Ты показался мне забавным хотя бы потому, что старался разговаривать с Одиноким. Но бунтовать у нас не дозволено никому. Единственное, что я могу сделать — ограничиться минимальным наказанием… сегодня. Завтра ты умрешь, но — быстро. Это я обещаю…» О том, что последовало дальше, вспоминать не хотелось. А вот об Одиноком — хотелось, и хотелось сильно, вопреки всякой логике.
Зверь, настолько слившийся с природой, настолько органично вошедший в нее, что даже его узоры сливались с цветом травы, — разве он не был прекрасен? Как вообще прекрасно все, созданное не людьми…
«Подожди, так нельзя думать. Это уже грех… Да что ты рассуждаешь о грехе, неправильное создание? Видно, и впрямь я виновен в непонимании мира, раз уже вторично выхожу бороться с его законами. А ведь все законы, складывающиеся сами по себе, — естественны, а потому — священны. Вожак, члены этой общины, выжившие в Диком лесу, в лишенном цивилизации мире, — могли ли они прийти к чему-то другому? Здесь зависимость их друг от друга настолько велика, что любое выступление против их правил и в самом деле преступно, как бы ни ужасны казались они для цивилизованной личности. Рваный — это так, неизбежные издержки… Я не знаю его, и не мне его судить… Но чего бы стоил я, если бы смолчал? Сегодня мы живем разными истинами, разными правдами, и, раз их правда позволила этой общине выжить — я со своей должен уйти. Как должен был уйти из Города… А раз мне нет места ни с теми, ни с этими, — мне остается уйти во Тьму. И все равно мне немного жаль, что убьет меня не Одинокий, а кому-то из разумных придется брать на душу такой грех…»