— Подождите! — продолжала она, — подождите, пока придет ваш отец! Он поднимет вас своими зубами! Вонючие суки, уже почти девять! — Она повернулась: — О, Давид! Злой огонь в глазах ее растаял и сменился выражением удовольствия. — Давид! Мой маленький бон-бон! Ты?
— Да!
— Иди ко мне! — она раскинула, как ветки, жирные руки. — Дай я тебя поцелую, мой сладкий! Сколько я тебя не видела! А почему мама не приходит? А как отец? — Ее глаза свирепо расширились. — Все еще бесится? — Она заключила его в жирные объятия, пахнущие потом с привкусом кофе.
— Мама хорошо. — Он вырвался. — Папа тоже.
— Что ты здесь делаешь? Ты пришел один? Так далеко?
— Да, я...
— Хочешь конфетку? Ха! Ха! Я знаю тебя, хитрец! — Она потянулась к коробке. — Вот, дам тебе яблочных. Я лучше говорю по-английски?
— Да. — Он положил конфеты в карман.
— И немного соды, хочешь?
— Не, не хочу. — Он ответил на идиш. Ему почему-то больше нравилось, когда тетка говорила на родном языке.
— И так рано! — ласково тараторила она, — не как эти две девицы, ленивые твари! И ты меньше их. Если бы ты был мой вместо... Коровы! — взорвалась она. — Сейчас я их выброшу из постели, Боже мне помоги!
Но едва она направилась к двери, как в магазин вошел мужчина.
— Хэлло! Хэлло! — громко позвал он. — Что это вы бежите? Потому что я вошел?
— Нет! Видит Бог! — воскликнула она с наигранным неистовством. — Как поживает еврей?
— Как и все евреи. Едва живем. Можете уступить мне тысчонку гульденов?
— Ха! Ха! Какой шутник! Единственные зеленые полоски, что мне приходится видеть — это огуречная кожура.
И повернувшись к Давиду:
— Войди туда, мой сладкий! Скажи им, что я принесу их в жертву небесам, если они не встанут! Это мой племянник, — объяснила она.
— Симпатичный, — признал мужчина.
Давид колебался:
— Вы хотите, чтобы я к ним вошел?
— Да! Да! Может ты пристыдишь этих свиней, и они подымутся.
— Ваши птенцы еще в гнезде?
— А как же? — И брезгливо: — Ленивые, как кошки. Иди, иди, моя умница.
Нехотя Давид протиснулся мимо тетки и, бросив последний безнадежный взгляд на переполненные полки, толкнул дверь и вошел. За узким коридором, заставленным картонными ящиками, открылась кухня с застоявшимся запахом немытой посуды. На деревянном столе в центре не было ничего, если не считать полупустой бутылки с кетчупом. Плита была завалена кастрюлями. С нее на пол капала кофейная гуща. Обрывки газет, мятая одежда, ботинки, чулки валялись на полу и свисали со стульев. Было три двери, все закрытые.
...Ну и ну! Как грязно... Какая дверь?..
Смешок слева. Он осторожно приблизился.
— Это она? — послышался внутри настороженный голос.
— Ш-ш-ш!
— Эй, — крикнул он, — ваша мама велела, чтоб вы встали!
— А ты кто? — с вызовом спросили его.
— Это я, Дэви.
— Какой Дэви?
— Дэви Шерл, племянник тети Берты.
— A-а! Открой дверь.
Он толкнул дверь. Кислый запах мочи. Комната, освещенная окошечком, сквозь которое виднелись кирпичные стены шахты двора, была мрачной. Только освоившись в темноте, он различил две головы, торчавшие из-под серого одеяла.
— Это он! — голос с подушки.
— Что тебе надо? — Он, наконец, узнал по голосу, что то была Эстер.
— Я сказал: "Ваша мама приказала, чтоб вы встали. Она велела мне передать это вам" — Сообщив это, он начал отступать.
— Иди сюда! — повелительно. — Дурачок! Я спросила, что тебе нужно в лавке?
— Н-ничего?
— Зачем же ты пришел? — подозрительно спросила Полли. — Конфеты?
— Нет, просто навестить тетю Берту.
— Вставай, Полли! — Эстер лежала ближе к стене. — Вылезай! — Она села.
Полли вцепилась в одеяло.
— Ты первая вылезай.
— Лучше ты! Ты слышала, что мама сказала.
— Ну и пусть говорит, — ворчливо.
— Я не буду сама убирать кухню. — Эстер встала на постели.
— Не перешагивай через меня. Это к несчастью.
— И перешагну, если не встанешь!
— Только попробуй...
Но Эстер уже перепрыгнула через нее.
— Проклятая бестия! — завопила Полли. Она дернула сестру за подол ночной рубашки, и та гулко ударилась об стену.
— Ой! Вонючка! — завопила Эстер и в свою очередь сдернула с сестры одеяло.
Та на секунду замерла от неожиданности, с рубашкой, задранной выше пупка.
— И-и-и! — кричала Эстер, — бесплатное представление!