— Помогите, — орала Берта, — пусти дверь! Помогите! Геня, открой окно! Помогите!
— Альберт! Альберт! Сжалься!
— Говори! — сквозь их крики был слышен ужасный скрип его зубов. Рука взлетела в воздух.
— Папа!
Занесенная рука застыла. Искаженное лицо повернулось к нему.
— Папа! — он приблизился. Остальные стояли, не смея пошевелиться.
— Я. Это я, папа...
— Давид! Дитя! — мать подскочила к нему. — Что у тебя в руке?
Но раньше, чем она смогла ему помешать, он протянул отцу сломанный кнут.
— Давид! — она схватила его, пытаясь увести от опасности. — Кнут! Ему! Что ты делаешь!
— Зачем ты мне это даешь? Чего ты хочешь?
— Я... я... пожалуйста, папа!
— Ты не тронешь его! Слышишь, Альберт! Я не вынесу этого! — вся ее робкость и мягкость исчезли, она нависла над Давидом, как край скалы. — Что бы он ни натворил, ты не тронешь его!
— Я хочу выслушать его! — сказал отец глухим, полным злобы голосом.
— Ничего не говори! — предупреждающий крик тетки.
Но он уже говорил.
— Я был... я был... на крыше. Папа! Я был на крыше! И там был мальчик. Большой, и-и-и у него был змей. Змей летает выше крыш... он летает...
— О чем ты говоришь, — проскрипел отец. — Хватит тянуть! Скорее!
— Я... я... — он ловил воздух губами.
— Божий дурень, — прошептала тетка, — это ты! Это ты! Чтоб тебя проглотила земля! Видишь, что ты натворил!
— Я? — простонал Натан. — Я виноват? Как я...
— Кто-то хотел его по-поймать. Змея. И я сказал: "Смотри! Смотри!" Так я стал его д-другом. Лео. У него были ролики, и... Папа! Мы поехали к тете Берте. И мы встретили Эстер во дворе. Он дал ей покататься. А потом повел ее в подвал. И он... он...
— Что он! — подтолкнул неумолимый голос.
— Я не знаю! Он играл с ней п-плохо!
— Ух!
— Не подходи к нему! — закричала мать. — Не смей! Хватит, мальчик! Ша! Хватит!
— Э-это он! Не я, папа! Папа, не я! — он бешено цеплялся за одежду матери.
— Это ее! Ее отродье! — Казалось, отец задохнется от дикой, сумасшедшей радости. — Не мой! Ни капельки моей! Берта, корова! Не мой! Ты, Натан! Напряги свои овечьи мозги! Твоя баба выдала мою жену! Ты знаешь об этом? Выболтала ее секрет. Сказала ему, чей он сын. Какого-то органиста. Как я приютил гойское семя! Распутники! Мошенники! Он — их! Не мой! Я все время это знал! Теперь я выгоняю ее и этого щенка! Я свободен!
— Он сошел с ума! — хрипло шептали тетка и Натан.
— Слышите! — брызгал слюнями отец. — Я кормил его!
И он ринулся к нему.
— Ой! Папа! Папа! Не надо!
Стальные пальцы сомкнулись, как капкан, на плече Давида и вырвали его из рук матери. И кнут! Кнут в воздухе! И...
— Ой! Ой! Папа! Ой!
Обжигающие удары по спине. Еще! И еще! Со стоном он упал на пол.
Мать закричала. Он чувствовал, как она схватила его, подняла и оттащила в сторону. Тетка и Натан кричали. Тела их в полумраке раскачивались. Слышалась возня. И вдруг голос отца:
— Что это? Вон! Посмотрите на пол! Вон! Кто не поверит мне теперь! Посмотрите, что там лежит! Там, где он упал! Знак! Знак!
— Ох! — взвизгнул Натан, как от внезапной боли.
— О, горе, — Берта задохнулась от ужаса. — Это! Что! Нет!
Давид повернулся в руках матери и посмотрел вниз...
На квадратах линолеума лежали черные бусы. Фигура на кресте тускло поблескивала. Он закричал.
— Папа! Папа! Лео... он дал мне! Тот мальчик! Они выпали! Папа! — Но его слова утонули в реве.
— Это божья рука! Знаменье! Свидетельство, — ревел отец, размахивая кнутом, — доказательство моих слов! Истина! Чужой! Гой! Крест! Знак грязи! Дайте мне удавить его! Дайте мне избавить мир от греха!
— Убери его! Геня! Убери его! Скорее! Пусть бежит! — Берта и Натан боролись с отцом. — Скорее!
— Нет! — дикий крик матери.
— Скорее! Помогите! Мы не можем держать его! — Натан был отброшен в угол. Подогнув колени, Берта висела мертвым грузом на руках отца. — Он убьет его, — визжала она, — он затопчет его, как он позволил затоптать своего отца. Скорее, Геня!
С криком мать прыгнула к двери и распахнула ее:
— Беги! Скорее! Беги!
Она вытолкала его и захлопнула дверь. Он слышал, как ее тело навалилось на дверь изнутри. Со страшным криком он бросился вниз по лестнице.
На их этаже и даже на этаже внизу двери были открыты. Стрелы от газовых ламп пересекались в полутемном коридоре. Лица с выпученными глазами высовывались, прислушивались, восклицали, сообщали о происходящем кому-то за спиной.
— Эй, бойчик! Вус из? Драка! Эй, что случилось? Кто скандалит? Позовите полисмена!
Он несся вниз, никому не отвечая. Никто не остановил его. Только чудо спасло его от падения на темных ступенях.