Наверно это сон

— Ты, говорит, самое последнее трепло на земле...

охватило его руку сквозь
узкое пространство между пальцами
и черпаком. Он откачнулся и выпрямился

— Да. А я говорю: — Снимай штаны.

и подтянул правую ногу —
Скррр!
— Что?
Он метнул взгляд в сторону реки, спрыгнул с рельса и нырнул в тень.

— Ты слышишь, Мак? Пучеглазый идиот со своим красным петухом!

Река? Этот звук! Все его чувства напряглись и прислушались к реке, борясь с тишиной и тенями. Пусто?..

— Поджарить ее на масле. Это же золотая жила, парень! Точно! Бог знает сколько народу можно накормить одной треской...

Да... пусто.
Скррр!
Опять! Это — о! — это — отец! Совсем, как он, скрипит зубами.
Пусто... Наверное, баржа прошла или дверь раскачивается ветром.
Никого... Он вернулся.
Зацепил ногой черпак и потянул.
Тот скрипнул, вздрогнул, двинулся, и...

— Вот вам звезда! Смотрите!

Сила.
Сила! Как чудовищная лапа, титаническая сила вырвалась из земли, ударилась об его тело и сковала его. Сила! Невероятная, варварская сила! Взрыв света сплавил его мозг и кровь в фонтан огня.
И он извивался, схваченный смертельным сиянием. И его мозг рос и рос, пока галактики не стали крошечными,
микроскопическими организмами, цепляющимися за жизнь.
Он дернул ногой. Ужасные волны тьмы
столкнулись,
и от их удара пространство стало хаосом. Тонкий крик пробился сквозь спирали забвения, упал, как тавро на воду, заш-ш-ш-шипел...

— Что?

— Кто?

— Где?

— Что это?

Улица остановилась. Глаза, мириады глаз, грустных и веселых, мутных и ясных, оторвались от своего дела, от своей игры, от тарелок, лиц, газет, и их взгляды сошлись в одной точке. В начале Десятой улицы билось пламя. В челюстях между рельсами бился и прыгал черпак, пожираемый ревущим сиянием.

На Авеню Д длинный язык пламени вырвался из— под земли с таким ревом, точно в земном покрове образовалась трещина. Бежали люди, кричали дети. На Авеню С фонари трамвая мигнули и помутнели. Водитель выругался. В Королевском складе мигающий сторож боролся с упрямым окном. Из двери пивной высунулся угольщик, мигнул и не смог раскрыть глаза из— за резкого света.

— Святая Заступница! Господи! Смотрите!

— Что?

— Там парнишка! Горит!

— Иди ты! Где?

— На Десятой! Смотрите!

— О’Туул!

Улица наполнилась бегущими людьми. Их лица были резки и призрачны в неистовом свете. Трамвай медленно двигался вперед. Люди хрипло кричали. В воздухе хлопали открывающиеся окна.

— Боже, там ребенок!

— Да!

— Не прикасайтесь к нему!

— У кого есть палка?

— Палка!

— Палку, ради Бога!

— Майк! Лопата! Где твоя чертова лопата?

— Ой, ребенок!

— Костыль! Дайте костыль Пита!

— Ой вэй! Кто трогает твой горб, идиот!

— Сделайте что-нибудь! Мистер! Мистер! Мистер!

— Ты, сволочь, я видел, как ты подбирался ко мне сзади, — горбун развернулся и ускакал на своих костылях. — Сволочи!

— Ой! Вай-вой-вэй!

— Полисмена!

— Скорую помощь!

— Не прикасайтесь к нему!

— Бамбино! Мадре миа!

— Мэри! Смотри, совсем ребенок!

Толпа росла, увеличивалась, шумела. Они щурились на свет, на вытянутую фигурку в сердце огня, размахивая руками, показывали пальцами, хватались за головы, толкались, кричали, стонали...

— Хи! Хи! Вон, внизу! Хи! — кричал кто-то из окна наверху. — Да ты вниз смотри, вон туда!

— Дай сюда метлу!

— Осторожно, О’Туул!

— О, добрый человек! Дай тебе Бог...

— О-о-о! Бедное дитя, Мими!

— Он собирается это сделать!

— Осторожно!

— Не прикасайся!

Мужчина в черной рубашке медленно приблизился на цыпочках к рельсу. Его глаза были сощурены от ужасного сияния, он защищал лицо поднятым плечом.

— Оттолкни его!

— Полегче!

— Осторожно!

— Вот это парень!

— Ой, помоги тебе Бог!

Свалявшаяся, побуревшая метла вползла между плечом ребенка и землей. Потом толкнула. Ребенок перевернулся на лицо.

— Еще раз! Еще!

— Вот так! Откати его!

— Быстрей! Быстрей!

Метла еще раз толкнула, и Давид откатился от рельсов. Кто-то схватил его, поднял и потащил к тротуару. Толпа кружилась вокруг густым водоворотом.

— Ой! Гвалт!

— Дайте ему воздух!

— У него ожог?