Из ослабевших, негнущихся пальцев колесико выкатилось на землю, звякнуло, как монетка, и повалилось на бок. Этот звук вспугнул его, вернул на землю, на тротуар тихой улицы городского предместья. Неуловимое пламя, что пульсировало в нем, дрогнуло и угасло. Он вздохнул и поднял шестеренку.
Когда же засвистит этот свисток. Как долго он молчит сегодня...
2
Насколько он мог помнить, он впервые остался один на один с отцом и уже чувствовал себя несчастным. Его терзали мрачные предчувствия, хотелось к маме. Отец был так молчалив и отчужден, что Давид ощущал одиночество, даже держась за его руку. А вдруг он бросит его, оставит на какой-нибудь пустынной улице. При этой мысли Давид задрожал от ужаса. Нет! Нет! Отец этого не сделает!
Наконец они дошли до троллейбусной остановки. Вид людей подбодрил его, рассеял на время страхи. Они сели в троллейбус и после бесконечной езды сошли на людной улице, под линией надземки. Нервно схватив Давида за руку, отец перевел его через улицу. Они остановились у закрытых чугунных ворот театра. По обеим сторонам ворот висели яркие афиши, пахло несвежей парфюмерией. Торопливо двигались люди, грохотали поезда. Давид испуганно озирался. Справа от театра, в витрине танцевали в потоке воздуха цветные кукурузные хлопья. Он с тревогой посмотрел на отца. Тот был бледен и мрачен. Тонкие жилки выступили на его носу, как розовая паутина.
— Видишь ту дверь? — отец дернул руку мальчика, требуя внимания. — В сером доме. Видишь? Откуда сейчас вышел человек.
— Да, папа.
— Сейчас ты войдешь туда, поднимешься по лестнице и увидишь еще одну дверь. Откроешь ее и скажешь первому, кого там встретишь: "Я сын Альберта Шерла. Он хочет, чтобы вы дали мне его одежду из шкафчика и деньги, которые ему причитаются" Ты понял? Когда тебе все это дадут, вернешься сюда. Я буду тебя ждать. Повтори, что надо сказать! — потребовал он.
Давид начал повторять на идиш.
— Говори по-английски, дурак!
Когда отец убедился, что Давид все запомнил он подтолкнул его вперед.
— И не говори им, что я здесь, — предупредил он, — запомни, ты пришел один!
Мучась от страха перед встречей с незнакомцами, которых, казалось, боялся его отец, мальчик вошел в дверь и поднялся по лестнице. На втором этаже он толкнул дверь и вошел в маленькую кон тору. За стеной стучали и позванивали станки. Лысый мужчина с сигарой во рту посмотрел на него
— Ну, мой мальчик, — сказал он, улыбаясь, — что тебе надо?
На мгновение все инструкции вылетели у Давида из головы.
— Мой... мой отец послал меня, — заикался он
— Твой отец? Кто же это?
— Я... я сын Альберта Шерла, — промямлил Давид, — он послал меня... вы должны ему одежду и деньги,
— А, ты сын Альберта Шерла, — сказал мужчина и выражение его лица изменилось. — И он хочет свои деньги, да?
Давид быстро закивал, и его голова стала похожа на звенящий колокольчик.
— Да, не повезло тебе с папашей, парень. Можешь это передать ему от меня. Я не имел возможности сам сказать ему. Он сумасшедший. Каждый, кто.. Чем он занимается дома?
Давид виновато склонил голову:
— Ничем.
— Ничем? — усмехнулся мужчина. — Ничем. Да, он умолк и подошел к маленькому окошку в стене. — Эй, Джо, — позвал он, — пойди-ка сюда на минуту!
Через несколько секунд в комнату вошел седой человек в комбинезоне.
— Звали, мистер Лоб?
— Да, возьми, пожалуйста, вещи Шерла и заверни их во что-нибудь. Его сын здесь.
Лицо седого скривилось в усмешке:
— Это его малыш? — сдерживая смех, он пошевелил языком жевательный табак у себя за щекой.
— Да.
— Он не выглядит сумасшедшим, — прыснул он.
— Нет, — мистер Лоб остановил его взмахом руки, — он хороший парень.
— Твой старик чуть не проломил мне голову молотком, — сказал седой Давиду. — Не знаю, что нашло на него, никто ничего ему не сказал, — он усмехнулся. — Никогда не видел ничего подобного, мистер Лоб. Пресвятой Иисусе, он, казалось, взорвется. Вы видели железку, которую он согнул руками? Нужно отдать ее ему как сувенир.
Мистер Лоб улыбнулся:
— Оставь ребенка в покое, — сказал он, — принеси вещи.
— О кэй, — все еще усмехаясь, седой вышел.
— Садись, мальчик, — сказал мистер Лоб, указывая на стул, — сейчас принесут вещи твоего отца.
Давид сел. Через некоторое время в контору вошла девушка с газетой в руках.