Присев на краешек кресла, перевела ожидающий взгляд на собеседника. Тот некоторое время молча разглядывал меня, а затем поинтересовался:
— Как продвигается наше дело?
О звезды! Какая идиотская ситуация! Не хочу я никаких 'наших дел' с этим человеком. Что же ему ответить? Попробовать притвориться дурочкой?
— Вы имеете в виду, узнала ли я что-нибудь интересное об императоре?
Наян Армусский раздраженно прищурился и через мгновение ответил:
— Я имею в виду, что ты не стараешься выполнить то поручение, которое я тебе дал.
Ничего себе поручение! Это самое настоящее самоубийство! Да уж, влипла!
— Мне пока что не удалось остаться и поговорить с императором наедине.
— А ты хотя бы попыталась это сделать?
— Дело в том, что я…
— Шания, ты не понимаешь, — раздраженно перебил меня повелитель. — Все это очень серьезно. Он пробудет здесь еще два-три дня, не больше. Ты обязана втереться ему в доверие. Мне нужна любая информация. Мне нужен надежный человек в его окружении. Шания, завлеки его, заинтересуй! Ты красивая и обаятельная молодая женщина. Не мне же учить тебя всем этим женским штучкам, которые вы применяете для соблазнения мужчин!
От его монолога я просто потеряла дар речи. Неужели он и правда рассчитывает на то, что я буду затаскивать императора в постель?! Да он чокнутый на всю свою величественную голову! Мне надоело слушать этот бред!
— Я не смогу этого сделать! Найдите кого-то другого!
Я постаралась произнести это мягким и дипломатичным тоном, но взгляд повелителя потемнел от злости. Он некоторое время молчал, а затем прозвучал резкий ответ.
— Это исключено. Ты закончишь то, что начала.
Я поняла, что это типичная угроза. Но меня она не напугала, а почему-то неимоверно разозлила.
— Я не смогу сыграть эту роль!
Повелитель неторопливо подошел ко мне почти вплотную. Я ощутила от него мощную волну негодования и некоторого презрения. Он долго сверлил меня задумчивым взглядом. А когда заговорил, в голосе слышались всевозможные оттенки злости.
— Шания, неужели ты хочешь стать предателем Самиры?
От шока я не сразу нашла, что ответить, а Наян Армусский через время продолжил свою речь:
— А знаешь, что ожидает предателей?! Могу рассказать.
И он хитренько и злорадно улыбнулся.
— Дорогая моя, тебя арестуют и отправят на П-113. Ты знаешь, что это?
О да, я слышала!
— Это планета-колония для особо опасных заключенных: маньяков, убийц и… государственных предателей. Ты хочешь туда попасть?
Об этом месте ходили страшные легенды. Оттуда мало кто возвращался живым и здоровым.
— Но… за что? Я ведь не совершала ничего противозаконного. Я всего лишь переводчик…
Взгляд повелителя был пропитан ядовитым сарказмом:
— Радость моя, я узнал, что ты только что подслушала мой разговор, тем самым украв у меня важную информацию, чтобы продать ее манульцам.
Конечно, я была полна возмущения! Конечно, мне хотелось кричать, что все это ложь. Но еще я, конечно же, понимала, что моя правда никого не интересует. Если повелитель объявит меня врагом государства, меня никто не будет слушать. Моя участь будет предрешена без суда и следствия. Я лихорадочно пыталась найти выход из ситуации, мысли лихорадочно сменяли друг друга, страх бежал по венам с сумасшедшей скоростью.
Не знаю, сколько прошло времени, пока я безмолвно сидела и размышляла. Но все закончилось тем, что мне сообщили:
— Ты можешь идти и готовиться к собранию, которое состоится через три часа. Сегодня вечером у тебя будет последний шанс доказать свою преданность Самире.
Не помню, как я оказалась потом в коридоре. Не знаю, когда успела сползти по стене и сесть на пол. Все было, как в бреду. Я не понимала, где нахожусь и куда идти дальше. Меня трясло. Сотни голосов гудели в голове. Внутри накапливался какой-то ком из эмоций и ощущений. Он становился все больше и больше, грозясь взорваться и измельчить меня на осколки. Хотелось выть, рвать на себе одежду, биться головой о стенку. Никогда в жизни не ощущала ничего подобного. Никогда не сталкивалась с такой несправедливостью. Да, после смерти мамы мне пришлось несладко, но даже тогда я не чувствовала себя такой беспомощной. Как я должна поступить?! Мысль о предательстве манульцев приводила меня в ужас. Но еще больше я страшилась участи несправедливо осужденной арестантки.
Не знаю, сколько я просидела в том коридоре на полу. Очнуться меня заставил звучный голос Триксена: