Не изменятся только очертания и расположение островов. Синие воды Гольфстрима будут всегда плескать у восточных берегов полукружием лежащего архипелага; сохранятся кажущиеся неправдоподобными сочетания красок в бухтах; останутся теплые, кружащиеся воронками известково–белые воды, смыкающиеся с каждой тенью переливами цветов — от бирюзового до темно–зеленого и молочно–нефритового. Тысячи крошечных островков, заросших по берегам мангровыми деревьями, останутся здесь вместе с огромными черными губками, и крупные морские окуни будут искать среди них убежища от рыболовов, восседающих на старом паромном причале. Кое‑что останется…
В тот год Марджи и я приехали сюда, чтобы посмотреть на ридлей, о которых упоминал Стью. Отмели были такими чудесными и нетронутыми, что мы даже не обиделись на построенную здесь дорогу, по которой, кстати говоря, сами приехали. Никто на свете так не обижается на появление признаков человеческого прогресса, как натуралист, особенно если он молод. Я хорошо помню, как страстно мы тогда желали, чтобы отмели навсегда были отданы солнцу и ветру, хохлатым белым голубям, красноватым енотам и маленьким ланям, а также небольшому числу чуждых суете людей с такими же именами, как Лоу, Томпсон, Суитинг. И конечно, нам.
Помню, как Марджи спросила меня тогда, неужели я буду столь бессердечным, что откажу моему здешнему приятелю в удовольствии угостить нас супом с устрицами. И я сказал: «Будь я проклят, если этого не сделаю, так как во всем мире можно найти такой же устричный суп, а мой приятель уж слишком им возгордился». А нынче, всего лишь двадцать лет спустя, вы можете обшарить весь архипелаг и не найти ложки этого супа. Да и устриц не найдете, хотя вам знакомы укромные уголки, в которых они прячутся. Их нет, как нет больше крабов и легкой ловли рыбы.
Но ридлеи до сих пор здесь, и нам пора вернуться к ним.
Мы едва успели бросить вещи на койки в одной из хижин Стью, как он повел нас дальше, и мы очутились в лодке вместе с двумя жителями острова Матакамбе — неким мистером Ионой Томпсоном и его взрослым сыном, чрезвычайно на него похожим.
В 1935 году, когда атмосферное давление резко снизилось, а промчавшийся со скоростью двухсот миль в час ураган поднял двенадцатифутовую стену воды, которая ринулась через низкие острова, уничтожая и унося с собой все, что встречалось на пути, мистер Томпсон получил серьезное ранение в бедро. Официальный отчет об этом урагане гласил, что погибло восемьсот человек, главным образом ветеранов Первой мировой войны, живших в палатках на острове Матакамбе. Впрочем, все прекрасно знали, что подсчет жертв был закончен слишком рано. В живых остались главным образом коренные жители, которые укрылись от неистового моря и ветра в гладкопалубных лодках, накрепко причаленных в густых прибрежных мангровых зарослях. Поток воды опрокинул даже железнодорожный локомотив и утащил на двадцать миль в глубь материка обломки бетона, а здесь люди на маленьких лодках ухитрились спастись. Иона Томпсон тоже спасся, однако летевшая балка чуть не разбила его. Он получил такое ранение, которое делает инвалидом любого человека, но Иона быстро поправился и вскоре занял первое место среди рыбаков на верхних отмелях.
Он владел острогой лучше всех людей любого цвета кожи, которых я когда‑либо видел, он знал толк в погоде, в воде и в рыбе, и, что было самым важным, он знал черепах.
Пожаловавшись на сердитую черепаху, которую только что вытащил на палубу, он сказал:
― Люди говорят, что ридлея — это помесь…
Я прислушался к его словам и поддержал дальнейший разговор.
― Мы даже не знаем, где она откладывает яйца, — продолжал он. — Другие черепахи выходят на берег в то или другое время, но ридлею никогда не увидишь. Все говорят, что они получаются, когда логгерхед забавляется с зеленой черепахой…
Затем он смущенно пробормотал еще что‑то, и я полагаю, что понял его правильно.
Мы думаем, они принадлежат к среднему роду и ни на что не способны.
Вот примерный смысл того, что он произнес.
Я не находил ничего предосудительного в том, что этот человек считал ридлей неразмножающимися, однако никогда не соглашался с подобными предположениями, да и теперь не соглашаюсь. Я понимал, что ридлеи — резко отличные от других видов и своеобразные создания, но сомневался в том, что они являются промежуточным видом, результатом скрещивания разных пород. Вот, скажем, мул — четко выраженная помесь осла и кобылы, но ридлеи — самостоятельный вид животного. И хотя кивнул Ионе Томпсону в знак согласия, но тогда же решил любым путем добиться истины.