Туг все — за исключением меня — поднимают восторженный крик, и начинается бурное веселье. Служащие аэродрома обнимают летчика и жмут ему руку, а механики бегут запускать моторы. Все выглядит так, будто полет спасен благодаря смелости одного человека.
Насколько мне известно, такая предотлетная процедура обычна на ряде мелких авиалиний. Чем хуже техническое оснащение авиакомпании, тем драматичнее выходки ее служебного персонала.
Практически самолет в Бокас–дель–Торо оказался вполне исправным, как только механик отрегулировал мотор, а вызвавшая столь сильное оживление перегрузка получилась на деле не такой уж значительной.
Едва волнение улеглось, я поторопился войти в самолет и занять место с таким расчетом, чтобы видеть побережье, уходя шее в сторону Колона. Закончив погрузку, летчик прорулил до конца взлетной полосы, опробовал мотор и двинул самолет с места, не делая, однако, попытки поднять его в воздух. В тот момент, когда мне уже начало казаться, что возможность взлета упущена, резкие толчки прекратились, мы плавно прошли над кустарником и взмыли над бухтой. Потом крыло с моей стороны ушло куда‑то вниз, и я увидел постепенно уходящий в глубь материка Бокас–дель–Торо, обрамленный полукружием береговой полосы.
На одно мгновение я увидел все: и рынок, и выступающий из‑под длинной крыши «Мирамара» джук, и маленький остров, возле которого рыбачил старик, и уходящую в морскую даль темнеющую синеву глубин. Большая черная лодка неподвижно стояла прямо перед пристанью, и сидевший на корме человек плескал веслом, а на носу трое других усиленно старались что‑то сделать. Неожиданно я понял, что это лодка мистера Шеферда, на которой я собирался отправиться в Чирики, и что в это утро она должна была отплыть.
Описывая широкий круг, мы поднимались все выше. Лодка исчезла из виду. Теперь самолет летел так, что с моей стороны было видно только море. Вытянув шею, я смотрел вниз, в морскую даль, и видел бухту и скалу, похожую на быка.
Там. где зарождалась рябь, виднелась простирающаяся до горизонта широкая черная полоса, отороченная белым кружевом. У края потемневшего пространства шесть маленьких лодок, промышлявших черепах, подняв белые и острые, как крылья чайки, косые паруса, дружно и быстро двигались к берегу, оставляя за собой белый пенистый след.
Внезапно я словно ощутил удары и броски этих шести лодочек, и только рев моторов самолета возвратил меня к действительности.
Вернулся пассатный ветер! Он пришел из тех мест, где скрывался. Может быть, на день, а может быть, и на неделю, он задул во всю мощь, так же сильно, как в зимний день.
Чудесный, сильный и устойчивый морской бриз неожиданно появился вновь, чтобы обратить в бегство экваториальную штилевую полосу, зашелестеть кронами пальм и заставить большие лодки вспенивать воду лагуны и птицей лететь до самого Чирики.
Глава восьмая
ЯГУАРОВАЯ БУХТА
Я проснулся, сам не зная почему, не сознавая, где нахожусь, и подумал, что меня разбудил ветер. Высокая комната была во власти ветра — нетерпеливых порывов умирающего дневного бриза. Он метался по крыше и росшим вокруг пальмам, задыхался в щелях и окнах и врывался сквозь бревенчатый костяк высокой хижины.
В темноте я пытался зажечь свет — нашел ручной фонарь и включил его.
Первое, что я увидел, был лежавший на полу кусок скорлупы кокосового ореха. Медленно соображая, я вспомнил, что, когда ложился спать, скорлупы на полу не было. Пока я выяснял, откуда она появилась, еще один обломок скорлупы влетел через окно и упал на пол, а внизу послышался настойчивый голос, чуть более громкий, чем шелест ветра:
― Senor, es hora![86] Время! Oigame, senor![87]
И тут я понял, что это голос Чепе и что я проспал всю вторую половину дня, а сейчас уже близка ночь и нужно идти встречать черепашье стадо. Помахав фонариком в окно, я начал одеваться.
Я снова приехал на неделю на побережье Тортугеро, без всякой пользы болтался повсюду, бродил по берегу, ловил рыбу и собирал коллекции различных животных, ожидая, когда приплывет стадо черепах. Опять я приехал сюда слишком рано, и вместо стада здесь появилась только маленькая группа чересчур предусмотрительных самок. Veladores[88] еще не выстроили свои ranchos[89] — небольшие, крытые пальмовыми листьями хижины, в которых они проводят промысловый сезон. Однако сегодня утром приземлился маленький самолет, совершающий еженедельные рейсы из Пуэрто–Лимона, и летчик сообщил, что в нескольких милях к югу плывет много черепах, и, может быть, стадо придет сюда нынешней ночью, но скорее всего завтрашней. Поэтому я вскочил с постели, словно меня облили ушатом холодной воды.