В этот момент Хорхе увидел верх молочного бидона, крышку с цепью и висячий замок. Он сразу успокоился и издал при этом вздох, подобный тому, которые издает логгерхед, глотающий воздух после глубокого ныряния.
— Ах-х-х! — сказал он. — Qué buey-no! El gu-a-a-a-ro![38]
Нежно произнося гласные звуки, он придавал им любовную интонацию, растягивая и подчеркивая.
— El guaro[39], — утешение в жизни человеческой!
Пако вылез из самолета.
— Вот сеньор, который ищет черепах… — сказал он. — Можешь ли ты отвезти его в деревню?
— Claro[40], — ответил Хорхе. Потом он пристально посмотрел на меня и спросил: — Умеете ли вы говорить по-английски, сэр?
— Да, немного… — сказал я. — Ведь я из Флориды. Как далеко отсюда до Тортугеро?
— Около трех миль по реке. Не так далеко. У меня как раз лодочка оттуда. Помогите мне управиться с гуаро, и мы сможем поехать.
Пако вошел под навес и стал рассматривать висевший на столбе мешок из сизаля.
— У тебя есть черепашьи яйца? — крикнул он Хорхе.
— Bastante[41], — ответил Хорхе. — Allá en la bolsa[42].
Было приятно слушать, как он произносил испанские гласные.
Пако сунул руку в мешок, вытащил несколько яиц и принялся за еду, а Хорхе повернулся к стоявшему в самолете бидону с гуаро. Он развязал веревки, вынул стофунтовый бидон из кабины и, прежде чем я успел помочь, поставил его на плечо, прочно удерживая одной рукой. Другой рукой он поднял футляр с моей фотоаппаратурой, постель и связку бананов, которую я положил на землю.
— Остальное я заберу… — сказал я. — Вы сумеете со всем этим справиться?
Хорхе нашел вопрос смешным и весело захохотал; затем с оттенком сарказма ответил:
— Надеюсь, сэр…
Я подошел к Пако, чтобы попрощаться, и спросил, сможет ли он захватить меня обратно примерно через неделю. Он сказал, что я могу быть спокоен. Мы пожали друг другу руки, и я пошел вслед за стариком. Пройдя примерно восьмую часть мили по узкой тропинке, мы добрались до пальмовой лачуги Хорхе, возле которой среди ветвей старого дерева манго жужжали пчелы и в тени спали две собаки. Позади дома текла река, темная и спокойная. У мостков под огромным деревом стояли две лодки: одна исправная, а другая сгнившая, полная воды, листьев и головастиков.
Хорхе положил мою постель на середину исправной лодки и велел мне сесть сверху. Поместив бидон в низкой носовой части, он занял свое место на корме, оттолкнул лодку, и мы двинулись по реке сквозь свесившиеся в воду ветви деревьев и лиан. Вскоре пересекли быстрину, вошли в затишье длинной береговой дуги и заскользили по глянцевитой черной воде. Только мерные удары и всплески весла, которым греб старик, нарушали тишину.
Вблизи устья берега реки были низкими и ровными, заросшими травой и косматыми мангровыми деревьями. Дальше вверх по течению появились пальмы манака и хьюискойла, а еще дальше начался настоящий дремучий лес с большими деревьями, склонившимися над кромкой воды; они были обвешаны лианами или насмерть опутаны ползущими вверх растениями. Все сильнее и сильнее я стал ощущать особенности карибской реки. Дорога от устья реки до деревни занимала не более получаса, но и этого было достаточно, чтобы вспомнить все тропические реки, на которых я когда-либо побывал, и воскресить в памяти цепочку долгих дней, проведенных в челноках, непрерывно гонимых вверх по течению чернокожими гребцами.
Я убедился в том, что, даже самые мельчайшие подробности не исчезают из памяти: ни запах прибрежного леса, ни бесцельно снующие стайки молоди морской щуки, останавливающейся только затем, чтобы веселья ради перемахнуть через плывущие ветки; ни серебристые отблески молодых тарпонов, плывущих посередине реки; ни снежная белизна гизбрехтовского ястреба; ни удивительное повсеместное сходство водяных птиц, ни яркость оперения колпиков, обитающих в районах Карибского моря. Выпи, большие бакланы, разные цапли, дергачи и куриные напоминали мне их сородичей во Флориде.
Я вспомнил, как однажды свалилась в воду большая игуана, сидевшая высоко на дереве, где она обгрызала молодые побеги, мне показалось также, что голос большого с желтым хохолком попугая, живущего возле текущих в низинах рек, похож на громкий и хриплый крик горного длиннохвостого попугая.
Пока я размышлял о том, как правильно описать крик живых существ при их классифицировании, из прибрежных кустов вылетел зеленый зимородок размером меньше воробья и перелетел через реку, тараторя на своем смешном языке, столь похожем на знакомую трескотню нашего северного зимородка.