Думаю, он пошел потому, что очень хотел быть мне чем-нибудь полезным.
Когда мы встретили больших зеленых черепах, тяжело вылезавших из воды и копавшихся в песке возле кустарника, Качуминга словно вырос в собственных глазах, так как именно он предсказал, что скоро приплывет стадо. Перебегая от одной черепахи к другой, он скользил по песку, похожий на гонимое ветром какое-то загадочное существо. Похлопывая по гладким верхним щитам черепах, он делал выразительные жесты и кричал:
— Вот видите! Это стадо! Стадо пришло!
Я не был столь бессердечным и не сказал ему, что и без него знал о скором прибытии стада, но основной вопрос жег меня, как пламя, и я спросил у Качуминги, словно только он мог дать мне ответ:
— Откуда все они приплыли, Качуминга?
Показав в сторону моря, он медленно описал рукой полукруг, склонил подбородок на грудь и зажмурил глаза, будто иначе нельзя было поведать о той дали, из которой приплыли черепахи.
— О! — восхищенно сказал он. — De all-a-a. De alia Ie-e-e-jos[131]. Отсюда и оттуда.
He знаю, откуда Качуминга это взял, но думаю, что какую-то долю истины его слова содержали.
Глава десятая
На краю гибели
Было начало мая 1503 года. Колумб, возвращаясь из своего четвертого плавания, торопился домой. Исчезавшая за кормой голубоватая полоса суши была последним, что он увидел на материке. Разногласия с кормчими о курсе на Эспаньолу (Гаити) и невозможность дальнейшего продвижения на восток заставили Колумба круто повернуть на север. Майский пассат был переменчив, течение же настойчиво тащило на запад, и корабли Колумба относило в сторону от намеченного маршрута.
10 мая 1503 года мореплаватели подошли к двум островам с отлогими берегами, и Колумб направил корабли в пролив между этими островами. Здесь увидели черепах, их было множество на берегу и в воде; подобно маленьким скалам, они преграждали путь кораблям. Колумб назвал эти острова Лас-Тортугас[132]. Отсюда он направился к Кубе (но он по-прежнему предполагал, что плывет к Китаю) и поставил свои обветшавшие корабли в так называемых «Садах королевы» — гавани на южном берегу Кубы.
Лас-Тортугас не сохранили названия, которое дал им Колумб. Пятнадцать лет спустя Понсе де Леон принял их за отмели, лежащие перед Флоридой, и это ввело в заблуждение работавших вслепую составителей карт. Острова, ранее названные Колумбом Лас-Тортугас, стали называться Каймановыми. На протяжении трех последующих столетий огромные стада размножавшихся здесь зеленых черепах стали играть первостепенную роль в развитии бассейна Карибского моря. Как повествуют писатели тех времен, стада черепах приплывали сюда за сотни лиг от Эспаньолы и Лукайоса, от Юкатанского пролива и даже от берегов залива Мэн. Черепахи собирались здесь и откладывали яйца в песок, имеющий цвет меда.
Флаги, принадлежавшие различным национальностям, развевались над кораблями, которые приходили сюда на промысел в июне. Иногда до сорока парусных судов приплывало с Ямайки и с вулканических островов карибской дуги (Малые Антильские острова). Корабли грузили столько черепах, сколько могли вместить трюмы и палубы. Черепашьи стада были неисчерпаемыми, как косяки сельди, — так, по крайней мере, казалось.
Ho сегодня, когда мы вместе с Колеманом Гойном пробирались через заросли морского винограда на десятимильном берегу острова Большой Кайман и шли по нему до полного изнеможения, мы увидели всего лишь один-единственный след черепахи. Это было шестого июля, то есть в самый разгар черепашьего промысла, а мы обнаружили всего лишь один приглаженный ветром след двадцатичетырехчасовой давности, да и это был, по всей вероятности, след логгерхеда.
Возможно, что подоплека происшедшей с черепахами перемены не столь драматична, как в судьбе бизонов западных равнин Северной Америки. Но бизоны с самого начала очутились в центре событий. Они преграждали путь на запад, блокировали и без того затрудненное движение не в меру торопливых железных дорог.
И бизоны исчезли во всем своем великолепии; кое-где их оплакивали, но никто не помог их спасти. С точки зрения минувших времен бизоны должны были уйти, так как они мешали людям. Но зеленая черепаха никому не мешала! Черепашьи стада передвигались скрытно, не внося ни малейшей сумятицы. Видимо, они просто были слишком большим благом и потому не смогли уцелеть.