***
Днем наступила жара. Хозяйки открывают окна. По стеклянному озеру пошла рябь. Зазияли топью оконные впадины. Не то чтобы я сегодня очень устала, но побродить по городу не помешает. По-прежнему дома встречать меня некому. Собачку завести или кошечку? Чтобы на старости лет стать безумной старушонкой в окружении песьей своры? Если честно, такая перспектива меня пугает больше всего. Вначале один пес или кот. Затем – десяток. Так и втянуться можно. Как с наркотиками. Тем более, животные долго не живут. Разве что черепашки. Заведу-ка я черепашку. Проживет она после меня лет двести. Но что толку? Разве черепахи будут следить за новостями и писать мемуары? Вот недавно умерла черепаха Дарвина, никаких томов полезных воспоминаний для потомков после себя не оставив. Печаль. К тому же навряд ли после меня останутся какие-то наследники. Кому черепашку после смерти своей завещать? Привяжусь ведь к животинке.
Над асфальтом дрожит нагретый воздух. Похож на расплавленное стекло. Миражи-витражи: калейдоскоп отблесков и мельчайших бликов.
Вдруг знакомая фигура навстречу. Алекс? Солнце слепит глаза. Не сразу раз обрала, что не он. Ещё вон там, за углом дома, человек. Человек или тень? Тень. И даже не от человека. Что там? Всего лишь отбитая от дома водосточная труба. Наваждение какое-то идиотское.
Я же ему даже адрес бабки дала. Не будет ведь он меня бесконечно преследовать, словно маниак из ужастиков. Хотя в последнюю нашу встречу он выглядел довольно-таки маниакальненько. И жаль его, и страшно. Ещё – чувство вины. Когда не хочешь в глаза обиженным тобою смотреть. Вспоминать не хочется, а призрак воспоминаний возникает сам собой. Навязчиво, на каждом углу.
Прийти к нему, прощенья попросить? Так он ещё неправильно понять может. Решит, что вернуть хочу. Прихожу я в покаянных соплях, а он мне – деточка, чего тебе? Твоё время вышло… ну, и тому подобное. К тому же не сильно-то я и сама уже верю в ту чушь, что сотворила. Это все было от отчаяния. Сейчас отчаяния нет. И желания его видеть. А от чувства вины нужно уметь избавляться. Насколько в ответе мы за тех, кто вначале приручил нас, а затем больно дал по носу?
Я почти дома. В окне, выходящем на лестницу парадного, метнулось что-то высокое, чёрное, похожее на мужскую фигуру. Я остановилась, не решаясь войти. Дождалась возвращающихся домой соседей. Но человек на лестнице оказался реальным и знакомым мне.
– Привет. Ты меня помнишь? Я друг Алекса, Юра.
Бабулька-соседка вопросительно глянула на меня. Да, все в порядке. Юрка хорошо помню. Ну, конечно же, Алекс «не в курсе». Юра нашел меня сам по собственной инициативе. Решил, наверное, что я – вершительница судеб человеческих. Мне останется только палочкой взмахнуть и все наладить.
Хоть курение на лестничной площадке и запрещено, его к себе в квартиру я не пригласила.
– Диана, я понимаю, что это наглость с моей стороны, но я не знаю, к кому еще обратиться.
(Мы и впрямь не такие уж близкие друзья, ну-ну… хотя, конечно, догадываюсь, о чем будет разговор.)
– Вы с Алексом давно врозь, но ты единственный разумный и ответственный человек из его окружения.
(Нянька. Бывшая, причем).
– Юра, подожди, у него же вроде мама еще была.
– С мамой там напряженка. Часто ли ты ее видела, когда вы вместе жили?
– Только знала, что она где-то есть. Приняла на веру, что Алекс не из космического яйца вылупился.
– Номинальная мать.
– Ладно (будь проклято мое чувство ответственности за когда-то прирученных), что на этот раз случилось?
– Не случилось, а продолжается. Совсем человек от рук отбился. Обособился даже от лучших друзей. Раньше и поговорить могли, и погулять. Теперь каким-то странненьким сделался. Домой все спешит.
– Так, может, у него подружка появилась? Ты меня хотел этим обрадовать? Или просто хвастаешься?
(Точно, Алекс подослал.)
– В том-то и дело, что нет. Мы бы знали.
– Я его видела не так давно. Даже адрес бабки дала, для его успокоения. Что еще я могу для него сделать?
(Просто вежливая форма отказа, но, ёлки, выглядит спасательным кругом. Не нужно было так говорить. Юрок за эту фразу и вцепился.)