– Сбежит лахудра, – просипел Сирко, с трудом ворочая сухим языком.
– Не сбежит, – тихо ответил Гурчик.
Она несла свои босоножки в руке – сняла сразу за оградой, и видно было, что с облегчением, – теперь покачивала ими беспечно туда-сюда при каждом босом шаге.
– Куда идём, красивая? – спросил Гурчик.
Девушка обернулась на мгновение, но не ответила. В следующую же секунду она свернула резво в боковую аллею, тёмную, хоть глаз коли, и исчезла из виду.
– Бля-а, – выдохнули они разом и, сшибаясь плечами на повороте, ломанулись ей вслед.
Шумно дыша, Гурчик нёсся по аллее, его кореша топотали сзади, тщетно высматривая в темноте красное платье.
– Казав же, сбежит лахудра, – всхлипывал на ходу Сирко, втягивал носом сопли.
– Да куда ей деваться? Давай к речке…
В конце аллеи Гурчик остановился как вкопанный, точно на стену налетел с разгона:
внизу на пристани, пустой в этот час, стояла беглянка в желтом свете фонаря и спокойно на него глядела. Сирко с Косым подбежали, вывалив языки, и тоже замерли.
– Так что, красуня, полюбимся? – хрипло спросил Гурчик.
– Хочешь меня?
– Да-а, – выдохнул он жарко. Ничего в жизни ещё не хотел он сильнее.
– Хорошо, – усмехнулась девушка и одним ловким движением сбросила с себя платье, переступила голыми ногами через красную тряпку и сделала шажок назад, к самому краю.
– От же ж бесстыжая сучка, – сказал Сирко с восхищением, – ни тебе лифчика, ни даже трусов.
– Заткнись, – оборвал его Косой и добавил, обращаясь к Гурчику: – Она в воду тебя тянет, не нравится мне это…
Вместо ответа тот расстегнул рубашку, звякнул пряжкой ремня, потом сказал:
– Сирко, подберёшь одёжу, подкинешь завтра до хаты.
Девушка на краю пристани, абсолютно спокойная с виду, будто полжизни проходила голой под мужскими взглядами, тряхнула головой – черные волосы рассыпались по плечам, прикрыли острые груди. Скинув рубашку с широкого торса, Гурчик остался в одних семейных и теперь неловко поводил в пространстве длинными руками с узлами мышц.
– Хочешь меня взять – возьми, – засмеялась она и соскользнула в тёмную воду.
Поначалу они всматривались в темноту – туда, куда прыгнул с пристани Гурчик, подняв фонтан из брызг, и куда он потом поплыл, бешено молотя по воде руками и ногами.
Им казалось, что он вот-вот её догонит, Сирко в возбуждении скакал с места на место, орал в ночь дурным голосом, но потом она вдруг пропала из вида, нырнула, не иначе, и они разом притихли.
– Он её прямо в воде оприходует или как? – спросил Сирко неуверенно. – И как он потом до хаты доберётся?
– Блин, ты тупой? – окрысился на него Косой. – Пешком дойдёт, он на том берегу и живёт, в трусах он, не голый.
– А если не доплывёт?
Косой отвернулся, потом сказал:
– Доплывёт, конь педальный, он в воде как дома.
Они постояли ещё немного, поплевали с пристани в реку, потом Сирко сгрёб в охапку Гурчиковы шмотки и они ушли, тихо матерясь на загубленный вечер.
Гурчик плыл так быстро, как только мог, рассекая поток частыми гребками, круглая голова его моталась из стороны в сторону, от напряжения он начинал зыдыхаться. Отдалившись от пристани, освещённой одиноким фонарём, он быстро потерял девушку из виду и плыл почти наугад, подталкиваемый вначале диким желанием, а теперь гордостью и злобой. Где-то впереди время от времени слышал он тихий смех, других звуков не доносилось до его чутких во тьме ушей – чёртова девка плыла бесшумно, словно рыба. Раза два пацаны окликнули его с пристани, потом затихли. Заблукать Гурчик не боялся – реку он знал с малолетства, знай плыви себе поперёк течения, только чуть наискось, чтобы не сносило; слева вдалеке огни плотины, справа, вниз по течению, мост – вот и вся нехитрая география. Он миновал Камень, небольшую скалу посреди речки, Гурчик узнал место по обычному тут бурлению. Пацанами заплывали они сюда со своего берега и сигали потом с верхушки вниз. Течение здесь закручивалось и убыстрялось, обдавало опасным холодком из глубинных водоворотов, ему следовало поднажать, чтобы миновать стремнину. Кто-то невидимый вдруг тронул его за ляжку, Гурчик вздрогнул, трепыхнулся, закрутил головой. Она вынырнула тут же, прямо перед ним – лицом к лицу, неожиданная. Гурчик почувствовал на себе её тёплое дыхание, и прежнее желание разом вернулось к нему.