— Насколько мне известно, мистер Саторно в тюрьме. Если хотите узнать больше, свяжитесь с мистером Альваресом, окружным прокурором.
— Если вы узнаете о мистере Саторно что-то еще… Если вас не затруднит, сообщите, пожалуйста, мне. После замужества я живу в Филадельфии.
Энн оставила номер своего мобильника, а док оказался столь любезен, что, перед тем как повесить трубку, записал его.
Что делать дальше? Энн старалась не терять присутствия духа. Если она перестанет держать себя в руках, то превратится в ту перепуганную девочку, что бежала вдоль пляжа. И ведь можно сказать, Энн поступала так каждый день, вплоть до настоящей минуты — с тех пор, как повстречалась с Кевином Саторно. Больше подобного не повторится. У нее появилась идея получше.
Энн вскочила на ноги, обутые в мокрые кроссовки. Больше она бегать не будет. Пора драться! Энн схватила портфель и спортивную сумку и начала торопливо собираться. Она действовала осознанно — впервые за все утро. Ей придется вернуться в Филадельфию и выяснить, в самом ли деле Уилла мертва и кто ее убил. А способ сделать это единственный: раз уж все вокруг считают ее мертвой — что ж, она готова. Энн будет притворяться мертвой.
И это ее последний шанс остаться в живых.
4
Спустя полчаса Энн вернула ключ от дома озадаченному риелтору. Красный «мустанг» несся к шоссе. Она собрала мокрые после душа волосы в узел на макушке и надела бейсболку, надвинув козырек на глаза. Дальше: белая футболка, джинсовая юбка, леопардовые тапочки (кроссовки промокли насквозь). Глаза все еще были опухшими от слез, пролитых под горячим душем. И она чувствовала, что эти слезы — не последние.
«Мустанг» с ровным гудением несся по хайвэю. Энн крепко держала толстый, упругий, обтянутый искусственной кожей руль. Желтая стрелка спидометра подрагивала на семидесяти милях в час, затем достигла семидесяти пяти. Движение почти отсутствовало, поскольку все направлялись к пляжу, ведь впереди — долгожданные солнечные выходные. Энн включила радио, нашла станцию новостей, где ее долго томили рассказами об активности солнца и солнечных ожогах, обстановке на дорогах, температуре океанской воды, пока наконец не дошло до собственно новостей. Она сделала погромче.
— «Вчера вечером была застрелена Энн Мерфи, юрист из „Росато и партнеры“. Полиции по-прежнему ничего не известно ни о возможных исполнителях, ни о мотивах этого преступления».
Энн прикусила губу. Как же тяжело это слышать! Какой-то сон, кошмар! Ее мнимая смерть стала новостью номер один, а о бедной Уилле не знает никто!
— «Юридическая фирма „Росато и партнеры“ обещает вознаграждение в пятьдесят тысяч долларов за информацию, которая поможет арестовать виновного — или виновных. Если кто-либо располагает такой информацией, пожалуйста, звоните в отдел расследования убийств местного…»
Энн была удивлена. Она даже думать не смела о вознаграждении. Тем более от фирмы.
— Оставайтесь на нашей волне, и мы будем держать вас в курсе дальнейших событий. Если вам нужны подробности, заходите на наш сайт.
Она выключила радио. Соседнюю полосу занял здоровенный неуклюжий автобус. Энн утопила педаль и обогнала его. Выбравшись на пустую дорогу, она подключила зарядное устройство и опять позвонила домой. Там по-прежнему никто не отвечал. Энн перезвонила Мэри. И тут нет ответа. Она удержалась от того, чтобы оставить послание «Привет, я жива», и нажала отбой. Придется пробовать снова и снова. Скорость тем временем приблизилась к восьмидесяти.
Через час Энн была в Филадельфии. Попытки дозвониться до Мэри были временно оставлены. Энн съехала со скоростной трассы на Двадцать первую улицу и повернула направо, на Бенджамина Франклина. Шестиполосная улица оказалась запружена красно-бело-синими толпами. Поперек стояли крашеные загородки, а машины направляли в объезд.
Энн накатом доехала до угла, когда коп махнул пешеходам, что можно переходить. Она пониже надвинула козырек кепки. Нельзя, чтобы ее узнали. Никак нельзя. Движок «мустанга» работал на холостых оборотах. От долгого путешествия он перегрелся, бензин был на исходе. Энн смотрела на толпу, движущуюся мимо внушительной решетки радиатора. Семьи, держась за руки, направлялись к Художественному музею, где были расставлены алюминиевые стулья и временные навесы из парашютного шелка, а бегуны сворачивали к реке Шуилкил. Студенты художественных специальностей и работяги в банданах перебрасывались летающими тарелками, а дети с надувными шариками в руках бежали вприпрыжку по заляпанному жвачкой тротуару. Воздух был пропитан ароматом хот-догов. Уличные торговцы предлагали американские флаги, шляпы «Дядя Сэм», надувные колокола Свободы[18] и футболки с надписью «Я БАЛДЕЮ ОТ 4 ИЮЛЯ». Да уж…
18
Колокол Свободы — колокол, прославившийся во времена американской революции. Почитается как символ свободы. В Филадельфию доставлен в 1752 году.