- За вами слово, отец.
- Ты зачем пришел, голубчик? - спросил я. - Хочешь окончательно уговориться о дне свадьбы?
- Да, вот именно, папаша Рубье, - ответил он и весь зарделся.
- Чего ж краснеть, дружок? - продолжал я. - Если хочешь, сыграем свадьбу в день святой Фелиции - десятого июля. Сегодня у нас двадцать третье июня, значит, ждать тебе придется меньше трех недель... Мою жену-покойницу звали Фелицией, справим свадьбу в день ее именин - это принесет вам счастье... Ну, как? Согласен?
- Да, вот именно, в день святой Фелиции, папаша Рубье.
И мы ударили по рукам; Гаспар хлопнул по ладони Жака, а потом по моей, да с такой силой, что мы чуть с ног не свалились. Затем поцеловал Розу, называя ее своей матерью. Этот рослый парень с могучими кулаками так любил Веронику, что его отшибло от еды и питья. Он признался нам, что заболел бы, если бы ему вдруг ответили отказом.
- Ну, а теперь, - сказал я, - оставайся с нами обедать. Все в сборе? Подавайте на стол! Я голоден как волк!
В тот вечер нас было за столом одиннадцать человек. Гаспара посадили рядом с Вероникой; он все глядел на нее, забывая о еде, и так был взволнован ее близостью, что на глаза у него то и дело навертывались слезы. Сиприен и Эмэ, женатые всего лишь три года, улыбались; Жак и Роза, прожившие совместно двадцать пять лет, держались степенно, но и они обменивались украдкой взглядами, увлажненными слезой, вспоминая свою золотую пору. А про меня и говорить нечего - я как будто снова переживал счастье молодости вместе с двумя влюбленными, которыми любовались все, кто сидел за столом, и какой же вкусный суп мы ели в этот вечер! Тетя Агата, острая на язык, все время подшучивала. Вдруг весельчаку Пьеру захотелось рассказать о своих любовных похождениях с девушкой из Лиона. К счастью, за сладким все говорили одновременно. Я достал из погреба две бутылки вина. Чокнулись, как водится, чтобы жениху с невестой была, удача в жизни, а удача - это значит никогда не ссориться, вырастить много детей и нажить кубышку с деньгами. А потом мы стали петь. Гаспар знал много народных любовных песен. Под конец Марию попросили спеть духовную песню; она встала и запела тонким, приятным голоском - словно флейта.
Мне захотелось подышать у окна свежим воздухом. Вслед за мной подошел к окну и Гаспар.
- Какие новости у вас в деревне? - спросил я его.
- Никаких, - ответил он. - Только вот, говорят, за последние дни в горах выпали большие дожди: люди опасаются, как бы беда не случилась.
И правда, в верховье Гаронны двое с половиной суток непрерывно лил дождь. Со вчерашнего дня вода в реке очень поднялась, но мы надеялись, что все обойдется, раз Гаронна не вышла из берегов. Мы не могли считать нашу реку плохой соседкой - ведь она так хорошо нам служила! А какой ласковой прохладой веяло от ее шири! К тому же крестьянин не покидает своей берлоги, даже если кровля вот-вот рухнет.
- Да ну, ничего не случится! - воскликнул я, пожимая плечами. - Из года в год одно и то же бывает: сначала река выгибает спину, будто разъярилась, а глядишь - за одну ночь успокоилась, вошла в берега и опять смирна, как овечка. Не бойся, дружок, она и на этот раз только позабавится... Смотри, какая хорошая погода!
И я указал рукой на небо. Было семь часов вечера. Солнце клонилось к закату. Ах, какая синева! Все небо ярко-синее, беспредельная чистая лазурь, и в ней солнце напоследок рассеивает золотую пыль. Казалось, по всему простору земли вместе с его лучами разливается тихая радость. Никогда я еще не видел, чтобы так мирно и красиво дремало наше село. На черепицах крыш угасали последние отблески солнца. Слышался смех соседки и голоса детей, игравших на повороте дороги около нашего дома. Издали доносился глухой шум возвращалось с пастбища стадо. Громкий ропот Гаронны не прекращался и даже нарастал, но мне он казался таким же мирным, как и всегда: я привык к вечному шуму реки. Небо мало-помалу тускнело, бледнело, село погружалось в глубокий соя. Вечер был теплый, чудесный, и мне думалось, что все наше счастье: и хорошие урожаи, и достаток, и семейный мир, и помолвка Вероники все это чистым, светлым дождем падает на нас с высокого неба. Благодатный покой нисходил на наш дом вместе с последними лучами заходящего солнца.
Я отошел от окна. Девушки болтали о чем-то своем. Мы с улыбкой слушали их разговор, как вдруг в глубокой деревенской тишине раздался страшный крик - крик, возвещавший о бедствии и смерти:
- Гаронна! Гаронна!
II
Мы выбежали во двор.
Село Сен-Жори расположено в глубокой котловине, ниже уровня Гаронны почти на пятьсот метров. Ряды высоких тополей, ограждающих луга, совсем скрывают реку.
Мы ничего не увидели, но по-прежнему слышали отчаянный крик:
- Гаронна! Гаронна!
Вдруг на широкой дороге появились двое мужчин и три женщины; одна из них держала на руках ребенка. Они кричали, обезумев от страха, и мчались со всех ног по утрамбованной, твердой земле. Иногда они оглядывались назад с таким страхом, будто за ними гналась стая волков.
- Ну что? Что у них случилось? - спросил Сиприен. - Вы заметили что-нибудь тревожное, дедушка?
- Нет, нет, - сказал я. - Все тихо. Ни один листок не колышется.
И действительно, низкая линия горизонта безмятежно спала. Но едва я успел произнести успокаивающие слова, как у всех нас вырвался крик ужаса. Позади бежавших людей между стволами деревьев, между кустами мы увидели что-то похожее на стаю серых зверей с желтыми пятнами; они рвались вперед. Но то были не звери, а волны, внезапно появлявшиеся со всех сторон, волны, набегавшие друг на друга; бесконечные водяные валы неслись с глухим гулом, разбрызгивая белую пену, и сотрясали землю в стремительном натиске.