— Так вот, — продолжала Берта, — американцы во времена регтайма обжирались почище наших желудкоголовых. Доктороу писал, что еда была в то время заклятием успеха. Персона, несущая впереди свое пузо, считалась на вершине благополучия. Сечешь?
Спорить с «Большой Бертой» Фризе не стал. Он сложил ладони трубочкой и, прищурившись, посмотрел одним глазом на свою подругу: нет, представить себе Берту с большим животом было просто невозможно.
— Рано или поздно, живот у меня появится, — многозначительно сказала она.
И вот сегодня, глядя на пузатого председателя, вальяжно расхаживающего по своему огромному кабинету, Фризе вспомнил тот разговор. Непохоже было на то, что Юрий Игнатьевич Грачев хоть месяц отработал на заводе или на стройке. Самым трудным испытанием в его трудовой биографии могла быть недолгая работа у чертежного кульмана. Так что теория о резкой смене образа жизни явно не вытанцовывалась. По крайней мере в отношении его.
— За два года работы нашего малого предприятия — не кооператива, уважаемый господин Фризе, а малого предприятия! — ни одной жалобы. — Юрий Игнатьевич посмотрел на Фризе так, словно ожидал, что следователь тут же бросится пожимать ему руку. Владимир молчал. Лицо у председателя сделалось слегка обиженным, но глаза явно трусили. — Ни одной! — повторил он. — Это при том, что на малые предприятия, как и на кооперативы, обыватель смотрит волком. И напрасно. Мы облегчаем ему жизнь…
Фризе едва удержался, чтобы не добавить: «и кошельки».
— А сколько мы жертвуем на культуру? Вы знаете?
Фризе не знал.
— Вот видите? А по телеку об этом не раз вещали. Мы — спонсоры Российского конкурса красоты. Отстегнули миллион…
— Меня интересуют ваши работники. Конкретные люди. Кирпичников, например.
Грачев перестал ходить, сел за стол, переложил с места на место пачку каких‑то бумажек, перевернул листки перекидного календаря и только тогда ответил, не глядя на следователя:
— У меня нет никаких претензий к моим работникам. И к Аркаше Кирпичникову тоже. Безотказный парень. Не рвач, не хам. Чего он полез на дачу Маврина? Вы знаете? Спьяну?
— Никаких следов алкоголя.
— Может быть, ему понравилась вдова?
— Вы с ней знакомы?
— Откуда? — Грачев впервые взглянул Фризе в глаза и широко развел руками. Полы пиджака разошлись и Фризе увидел подмышкой кобуру.
— Я даже не знал, что у Маврина есть жена, — торопливо сказал председатель и замолк, почувствовав, что обнаружил свое вооружение.
— А разрешение? — спросил Фризе, показав глазами на кобуру.
— Это игрушка. Газовый. Закон разрешает.
— Закон молчит — это будет точнее. — Владимир Петрович протянул руку.
— Какое недоверие! — криво усмехнулся Грачев, передавая пистолет. Фризе успел заметить, что кобура такая, какими пользуются в КГБ.
Пистолет оказался действительно газовый, немецкого производства. Еще совсем новый. Фризе достал обойму, взглянул на патроны. Маленький крестик венчал начинку тусклых латунных цилиндров: патроны были с нервно–паралитическим газом.
— Поосторожнее с ним, — возвращая пистолет председателю, сказал Владимир. — Больного человека, сердечника, таким патроном на тот свет отправить — раз плюнуть.
— Я с больными дела не имею, — рассмеялся Грачев. Те несколько минут, что Фризе рассматривал его оружие, он сидел не шелохнувшись. От напряжения на верхней его губе выступили капельки пота. И теперь, засовывая пистолет в кобуру, он явно почувствовал облегчение, расслабился. — Мой контингент — или здоровые, или мертвые.
Что‑то в его словах не понравилось Фризе. Пошловатый юмор? Бездушное словечко «контингент»? Нет, скорее всего интонация, с какой он произнес слово «мертвые».
— Ладно. Вернемся к контингенту. Кирпичников, значит, был парнем хорошим. Здесь вы следуете традициям древних римлян. «О мертвых или хорошо, или ничего».
— Да, представьте себе. Это справедливо и по отношению к бедняге Кирпичникову, и по отношению ко всему нашему предприятию. «Смерть решает все».
— Юрист? — Фризе постарался не показать удивления.
— Юрист.
— Ну, тогда вам не надо объяснять прописные истины.
— Какие?
— Обязанности свидетеля при расследовании убийства.
— И права, кстати.
— И права, — согласился Фризе.
— Какое убийство вы имеете в виду?
— Оба.
Грачев помолчал, сосредоточенно разглядывая свою пухлую ладонь. Чувствовалось, что он снова насторожился. «Судя по тому, как он все время пугается, ни в прокуратуре, ни в милиции гражданин Грачев не служил, — подумал Фризе. — И в КГБ — тоже. Чего, чего, а уверенность в себе у них на всю жизнь остается, как тавро на элитной скотине». Наконец, председатель спросил:
— Вы считаете, что Уткина убили?
— Самоубийцы не прибегают к помощи пива с цианом.
— А банку от пива нашли? — похоже, Грачев был неплохо информирован.
— Нет. Но в желудке у покойного обнаружили пиво с ядом. Ваши ребята много зарабатывают?
— Много. У них хватает и на пиво, и на многое другое.
— Как вы подбираете себе работников?
— По деловым качествам. — Грачев позволил себе легкую усмешку. Первый испуг у него прошел. Приглядываясь к руководителю «Харона», Фризе думал о том, что этот толстяк или патологический трус или честный парень, еще не привыкший к общению со следователями. На закаленного в общении с властями дельца он похож не был.
Почувствовав на себе пристальный взгляд следователя, Грачев поскучнел.
— Прежде всего мы требуем профессионализма и отличного здоровья. Каждый — шофер первого класса и санитар. Ребята работают сутками, есть дома без лифтов. Попробуйте потаскать носилки с мертвыми по узким лестницам! У нас нет вымогателей. Таких, которые выжимают из клиента на лишнюю бутылку. Для этого мы и платим по–царски. — Он помолчал, припоминая, какие еще требования он предъявляет к своим работникам. Добавил:
— И еще одно специфическое условие — крепкие нервы. Люди должны быть невосприимчивы к виду мертвых. Вы сами должны понимать, — в голосе Грачева появилось раздражение, — нельзя показывать клиентам свою брезгливость или страх! Это не каждому по силам.
— Да. Здесь требуется особый склад характера, — согласился Фризе, подумав, что сам Грачев не смог бы работать с мертвыми. — Поэтому я и спросил, как вы подбираете людей.
— У кого‑то есть знакомые, кто‑то случайно узнал о нашем предприятии, — туманно ответил Грачев. Фризе отметил, что директор слова не сказал о самой простой возможности набрать штат — обратиться в крупные больницы. Значит, со стороны людей в «Харон» не брали.
— А уходят от вас люди?
— Нет. От добра добра не ищут, — твердо ответил Грачев. — Никакого отсева. Этим мы и сильны.
— Да. А тут сразу двое, — сказал Фризе. — И при таких обстоятельствах!
— Это не может повредить нашей репутации. — На верхней губе Грачева опять выступили капельки пота. — С Кирпичниковым произошел несчастный случай. Что‑то неладное. Эта вдова… Вы спрашивали ее? Может, она пригласила Аркашу?
— Залезть ночью через балкон? — Фризе вспомнил невзрачного Кирпича и красавицу Маврину.
Грачев встал:
— Извините. Мне надо уезжать в Моссовет. Депутатские обязанности отнимают много времени.
«Он еще и депутат Моссовета? — удивился Фризе. — Ничегошеньки! Ни с какого края не подсунешься. И значок депутатский не носит. Обычно стараются повесить на самое видное место!»
Они вышли вместе из подъезда.
— Вас подвезти? — спросил Грачев, показывая на новенький «Мерседес» оливкового цвета.
— Спасибо. Я на колесах.
Грачев проследил за взглядом, который Фризе бросил на свои «Жигули», и восхитился:
— О! «Десятка»! Прекрасный аппарат. Прокурорское жалованье позволяет? — спросил он вполголоса. — Ведь по нынешним ценам — миллион!
— Что нам стоит… — усмехнулся Владимир и, отсалютовав директору, направился к машине.
— И на бензин хватает? — крикнул ему вслед Грачев, но Фризе даже не обернулся.
НИНА
— Были ли у Коли враги? — в голосе у говорящей прозвучало такое удивление, что Фризе не сомневался в ответе. И ошибся.