Перед моргом опустело, и только через час приехали следователь районной прокуратуры Владимир Фризе и оперативная группа с Петровки, 38.
Погибшего звали Николаем Уткиным. Служил он в малом предприятии «Харон», не так давно организованном для доставки покойников в морги. Деньги в «Хароне» брали большие, но и справлялись с работой отменно. Без волокиты. Уткин исполнял обязанности санитара и шофера. Да и весь «подвижной состав» малого предприятия подбирался по принципу — прежде всего водитель, а потом уже санитар.
Судмедэксперт Шаров еще до вскрытия уверил Фризе, что причина смерти Уткина — отравление цианидом. Его предположение скоро подтвердилось. Недаром Шаров работал судмедэкспертом уже семнадцатый год.
Едва было произнесено слово «отравление», Фризе, успевший выяснить у свидетелей, что смерть наступила после того, как санитар выпил пиво, послал оперативника отыскать банку из‑под пива, но тот вернулся ни с чем. Банки на месте смерти Уткина не оказалось. Несмотря на скептическую улыбку обиженного оперативника, Фризе сам дотошно прочесал всю территорию перед моргом, но банка словно сквозь землю провалилась.
Внутренне холодея оттого, что придется долго работать в таком малоприятном заведении, как морг, Владимир Петрович начал допрос свидетелей. Первым был напарник погибшего.
В крошечном кабинете было неуютно и промозгло. Фризе подумал о том, что создавать здесь уют, когда лишь стена отделяет хозяина этой комнаты от покойницкой, выглядело бы противоестественным. Но тут же ему полезли в голову примеры прямо противоположные, и, чтобы оборвать эту цепочку ассоциаций, он сказал сидевшему напротив свидетелю:
— Ну, что ж, рассказывайте.
— А что рассказывать‑то? Что рассказывать?! — напористо, с каким‑то даже скрытым вызовом откликнулся санитар. Звали его Аркадий Кирпичников. Неопрятный, съежившийся не то от холода, не то от прожитой жизни, он производил жалкое впечатление.
— Расскажите о том, как прошло ваше дежурство.
— А что дежурство‑то? — все так же напористо отбрехивался Кирпичников. Видать, привык получать от окружающих одни только неприятности и постоянно находился в полной боевой готовности, чтобы отразить нападение.
— Аркадий Васильевич, не нервничайте, — миролюбиво призвал его Фризе. — Вы же с Уткиным не один год вместе проработали, дружили, наверное? Вот я и хотел узнать…
— А чего мне нервничать?! — по инерции брюзгливо отозвался санитар, но слова следователя его успокоили. Он глубоко вздохнул словно выпустил из легких воздух, мешавший ему сосредоточиться, и начал рассказывать.
Они с Уткиным заступили на дежурство вчера. Дежурство прошло спокойно — два выезда за вечер и ночь. И оба недалеко. С Большой Полянки привезли умершую от старости старушку и мужчину с Комсомольского проспекта. Последний выезд — в Переделкино. В семь утра. Коля Уткин не хотел ехать — за час не управиться, а в восемь у них кончалась смена. Но ехать было некому, да еще бригадир сказал, что обещали хороший магарыч.
— Сдержали обещание? — спросил Фризе. Спросил просто из любопытства.
— А–а! Пятихатку вдова сунула.
— Когда же вы вернулись из Переделкина?
— В половине девятого.
— И что произошло?
Кирпичников с недоумением посмотрел на следователя. Глаза его, белесые и пустые, неприятно отсвечивали.
— Что вы делали, вернувшись? — уточнил Фризе.
— Отнесли жмурика… Покойника, значит. Коля сказал, что пойдет сигарету на улице выкурит, а я пошел переодеваться. Выхожу из бытовки, мне и подносят плюху — Колюн дуба врезал.
— Закончив дежурство, вы пиво пили?
— Нет.
— А Уткин?
— И Уткин не пил. Мы ночью перекусили. Выпили по стакану водки.
— Когда вы закусывали?
— Около двух. Старушку привезли и закусили.
— Вот про закуску и поговорим подробнее.
Кирпичников рассказал, что на дежурство они всегда еду приносят из дома. Во время еды обязательно выпивают бутылку водки.
— А как же?! — санитар со значением кивнул головой в сторону двери. — Служба такая.
Больше бутылки «коллеги» никогда не пили. Такой порядок установили по предложению Уткина и никогда его не нарушали. А что до водки, то она имелась всегда в избытке. Чаще всего подносили родственники умерших. Иногда скапливалось по нескольку десятков бутылок. Тогда санитары уносили водку домой. Кирпичников попытался рассказать, как поступали с водкой дома, но Фризе прервал его:
— А вот экспертиза показала, что ваш друг Уткин перед смертью пива все‑таки выпил! Где он его мог взять?
Санитар пропустил вопрос мимо ушей. Он, видно, решил во что бы то ни стало рассказать следователю о судьбе принесенной домой водки.
— Мы эту водку всю дома выпиваем, — долдонил он, разглядывая потеки на давно не беленой стене. — Не то, что некоторые спекулянты.
— Да разве я сомневаюсь? — сказал Фризе. — Только меня не водка, меня пиво интересует.
— Какое пиво? — насторожился санитар.
Фризе повторил вопрос.
— Может, к автомату на проспект сбегал?
— Исключено. Он никуда не бегал. Вышел из морга на солнышко, закурил и пивка выпил.
— Да что вы к пиву‑то прицепились? — вдруг рассердился Кирпичников. — Ну, выпил он пива, не выпил… Умер‑то он от чего? Уж не от отравленного ли пива?
«А он не такой и глупый, как кажется, — подумал Фризе. — Просек, что к чему».
— Почему вы так подумали?
— Ха! Еще спрашиваете? Да вы же меня замутузили с этим пивом!
— Замутузил? — Фризе понравилось словечко, и он, словно прикидывая его на вес, повторил: — Замутузил, значит. А что делать? Выяснить‑то надо. Да, выпил твой Уткин перед самой смертью баночного пива. Как ты правильно догадался — отравленного. Где взял? Может, там, где взял, все банки отравлены. У тебя баночного нет?
— Отравленного?
— Да хоть какого? — сказал Фризе. — Если я тебе банку покажу, ты мне скажешь, откуда Уткин ее взял?
— На проспекте датским торгуют. «Туборг», черные банки по сорок рублей.
«Дался ему этот проспект!» — рассердился Фризе, но перебивать Кирпичникова не стал.
— Миха Чердынцев там частенько покупает. Может, Коля у него перехватил?
— Умница, — похвалил Фризе, подумав еще раз о том, что он явно недооценил собеседника. Похоже, что, пережив первый испуг от встречи со следователем и преодолевая похмелье, Кирпичников стал соображать получше. — Этот Чердынцев сегодня работает?
— На вызове. Скоро явится.
— Когда вы из Переделкина приехали, он был здесь?
— Нет. А вдруг Коля к нему в шкафчик залез? Приспичило!
— У вас это бывает? В чужой шкафчик?
— Да нет. За это можно не только по морде схлопотать, — мрачно усмехнулся санитар. — Но чтобы вы знали — если пиво «Туборг», у Михи такое пиво бывает.
— Банку не нашли. Свидетели видели, как Уткин пил, как упал. А банка пропала.
— Ни хрена себе! — Кирпичников присвистнул. — Это в анатомичке сказали, что пивко виновато?
Фризе кивнул:
— Датское. «Туборг». Послушай, Аркадий, а не подносили вам пиво в тех квартирах, куда вы сегодня ночью ездили?
— Куда там! На Большой Полянке, где бабушку брали, — коммуналка, считай, как нищие живут. На Комсомольском все строго, видать, персональный пенсионер умер, бывший большой начальник. Тоже все без шику. Пузырек «Пшеничной», правда, сунули. Что было, то было.
— А в Переделкино?
— В Переделкино? — санитар задумался, как будто уже забыл, как там было. — Богатый человек умер. Писатель. Весь дом в книгах. По фамилии Маврин. — Кирпичников покосился на дверь, за которой мертвецы дожидались вечного успокоения.
— Там не поднесли по баночке?
— Нет.
«Надо проверить, — подумал Фризе. — Язык у Аркадия Васильевича не больно‑то поворачивается о поездке в Переделкино рассказывать».
И спросил:
— Может, Чердынцев уже вернулся?
— А кто его знает?
— Ты меня подожди, — строго сказал Фризе. — Ни шагу отсюда. Я задам Чердынцеву пару вопросов и вернусь.