Разговор переносился на скользкую почву.
– А сколько миллионов?
– За оружие, доставленное Коди, – откликнулся Рамон, – по нашим подсчетам полагалось уплатить два миллиона четыреста тысяч долларов. Осведомители сообщили, что задаток составил одну треть суммы, или восемьсот тысяч. Эти деньги мистеру Коди уплатили, иначе он и пальцем не шевельнул бы, чтоб добыть оружие. Но остаток долга Мондрагон платить не пожелал, а решил отнять винтовки силой. Пожалуй, в кассе у генерала уже было пусто.
– Понимаю.
– Вряд ли, Мэтт. Я склонен полагать, их финансовый покровитель по вашу сторону границы прекратил снабжать подопечных.
– Как его зовут, Рамон?
– Сеньором Сабадо.
– Должно быть, – произнес я, – я настоящий кретин в делах, касающихся политики. Всегда считал, будто наши страны сосуществуют вполне дружелюбно. Убей, не вижу причины подрывать внутренний мир в Мексике!
– Милый белый порошок, – не без печали сказал Рамон Солана-Руис. – Он сочится из Мексики в Соединенные Штаты, и мы изо всех сил стараемся перекрыть эту струйку; но не станем превращать страну в военный лагерь только затем, чтобы ваши идиоты, желающие медленно покончить с собою, лишились героина… Или марихуаны… Вот кое-кто из власть имущих и решил: если нынешнее правительство не хочет присоединиться к крестовому походу против наркомании – сместим, и посадим новое, покладистое. Мондрагон, безусловно, поклялся и побожился, что под ружье поставит все мужское население от шестнадцати до шестидесяти, всю страну прочешет, и выведет заразу, искоренит подчистую… Колумбийцы этим занимаются… Что получается – знаешь сам…
– Знаю, – сказал я. – Затея безумная, однако не безумнее многих иных. Звучит, во всяком случае, правдоподобно… Стало быть, дружище Рамон, благодаря предусмотрительному и стойкому Хорхе Медине, Буффало Билл Коди недополучил больше полутора миллионов, да еще и оружие из виду потерял… Решил приехать в Мексику, разнюхать самостоятельно. А сеньору Сабадо это пришлось не по вкусу; он решил: чем дольше винтовки пролежат в тайнике – тем лучше. Стер с лица земли Вилла Пирса, его любовницу; постарался и Коди стереть – да не получилось.
– Если оружие утрачено безвозвратно, – сказал Рамон с ноткой нетерпения в голосе, – то не беда. Но если его отыщут – оно должно быть отыскано только нами. Отыскано и уничтожено… Мексиканская чернь, получившая в руки достаточно винтовок, превращается в очень внушительную силу. Открой любой учебник истории.
– Значит…
– Значит, постарайся найти оружие. Тебе и карты в руки… мистер Гораций Коди.
– Хорошо. Но потребуются все данные, которыми ты располагаешь. Ибо я все-таки не Гораций Коди…
– Получишь данные! – засмеялся Рамон. – От имени мексиканского правительства прошу: сеньор Коди, сделайте милость, продолжайте маскарад и определите, используя ваши незаурядные навыки, местонахождение этих окаянных винтовок. Страна окажется перед вами в неоплатном долгу и не станет чинить судебного преследования, сколь бы решительно вы ни действовали…
– Уговорились, – хмыкнул я.
– О, чуть не забыл! – спохватился Рамон. – Об одной малости…
Я удержался от гримасы. Одна малость – совсем незначительная – всплывает при подобных уговорах неизменно.
– Выкладывай.
– Мондрагон. Мы, как уже сказано, вредить ему не смеем. И не можем, само собою, дозволить заезжим убийцам расправляться с мексиканскими подданными… Но если с генералом приключится несчастье, в котором не будут повинны правительства – как местное, так и американское, – даю гарантию: виновник неприятности не пострадает никоим образом.
Глава 14
Город Эрмосильо, отстоящий от границы миль на сто пятьдесят, числится столицей штата Сонора, населяется примерно двумястами пятьюдесятью тысячами жителей, имеет университет и уйму хороших гостиниц.
Я прибыл в гостиницу Гайдара.
Человеку, дежурившему при входе, следовало отдать должное: мексиканец и глазом не моргнул, услыхав, что нефтепромышленник мистер Кода явился проводить медовый месяц без жены. Загодя заказанный номер дожидался исправно, а семейные дела никого постороннего не касались. Очень здравый и цивилизованный подход к Делу.
– Мы ждали вас накануне, сеньор, – сказал мексиканец.
В голосе звучало не дурацкое любопытство, а вполне естественный упрек. Я поблагодарил за то, что номер не отдали другому, сослался на непредвиденную дорожную задержку. Пообещал заплатить с лихвой, и тем немедленно вернул себе расположение служащего.
Приближаясь к двери своего будущего обиталища – гостиница была, в сущности, мотелем, состоявшим из множества одноэтажных, разбросанных по живописным лужайкам коттеджей, – я внезапно почувствовал облегчение. До чего же было славно остаться одному, без Глории Коли, в девичестве Пирс! Не могу сказать, будто женщина чересчур обременяла меня; однако и не облегчала жизни своим несравненным присутствием. Работать, когда бок о бок с тобой сшивается неумеха, стеснительно…
– Тела Хорхе Медины, – доложил Рамон, продолжая жевать аппетитную тортилью, – и четверых водителей обнаружили прямо возле грузовиков.
– Что, и шоферов пристукнули? Тоже допрашивали?
– С пристрастием. Но Медина, выгрузив оружие, по-видимому, сменил водителей; новые люди не знали ничего. Либо это, либо небывалый героизм… Последнее кажется маловероятным. В любом случае, шоферы не проговорились, иначе Мондрагон уже обзавелся бы винтовками.
Я чуть не спросил, какого размера были грузовики, но вовремя прикусил язык. Рамон явно забавлялся, проверяя, не выпрямились ли, часом, у меня мозговые извилины со времени последней встречи. Припомнив, какого свойства дороги в Мексике, прикинув необходимость более-менее скрытного передвижения по боковым проселкам, учтя еще несколько подробностей, о которых распространяться ни к чему, я пришел к выводу: крупные фургоны, общей вместимостью около шести тысяч кубических футов… Ого! Это, разумеется, не пятидесятитонные трейлеры – но все равно, оружия в подобный объем напихано было много. По грубому подсчету, три тысячи штурмовых винтовок, миллион патронов, да еще оставалось местечко для тяжелых пулеметов, гранатометов и тому подобной прелести.
– Н-да, – промолвил я задумчиво. – Не подумал бы, что четыре вшивых фургона могут снабдить небольшую армию.
Рамон одобрительно улыбнулся.
– Армию, – повторил он. – Вот и нельзя, чтобы у Мондрагона появилась армия.
– А найдется у этих героев-освободителей три тысячи бойцов? – полюбопытствовал я. – И в состоянии ли три тысячи солдат, пускай даже хорошо вооруженных, захватить Мексику?
– Фидель Кастро начинал захватывать Кубу, имея под ружьем восемьдесят два человека.
– В начале, да. И усиливал отряд по мере продвижения в глубь страны. Однако, Мондрагон, похоже, отнюдь не Фидель – у бородатого параноика, по крайности, военные таланты наличествовали, а Мондрагону, судя по тому, что я повидал ночью, только уличной шайкой распоряжаться. И правительство мексиканское, хотя не из ангелов состоит, но и с головорезами Батисты в сравнение идти не может. Вряд ли мексиканцы подымутся по первому зову.
Рамон вздохнул.
– Существуют инфляция, бедность, недовольство… И это Мексика, друг мой. Здесь постоянно отыскиваются крикливые политики, сулящие людям золотые горы, черную икру на первое, копченый окорок на второе и птичье молоко – на третье… А люди темны и доверчивы. Нашу историю, повторяю, писали винтовкой и пушкой. Даже если Мондрагону и не удастся въехать в Мехико на белом коне – ему это, конечно же, не удастся, – север страны превратится в поле битвы, хлынет кровь, нанесенные раны будут заживать десятилетиями… Ничего этого не случится, коль скоро Мондрагон винтовок не получит.
– Значит, разыщем винтовки, да из обращения изымем. Но как ты отчитаешься перед… боевыми товарищами, отпустив поганого американского контрабандиста и его шлюху подобру-поздорову? Нельзя же всему батальону излагать наш замысел?