На голове Артуро была нахлобучена широкополая шляпа, сдернутая широким, радушным жестом.
Я пропустил Антонию вперед и предоставил ей вести предварительные переговоры, а сам задержался, тщательно закрывая ворота. Вырос я в западном штате Санта-Фе, чьи местные законы сурово диктовали: всякая дверь, калитка и тому подобные запирающиеся приспособления должны оставляться тобою в том виде, в каком ты их нашел. Детская привычка сделалась второй натурой.
Приблизилась пара шелудивых собак; не без любопытства меня обнюхала. Я уведомил этих псин, что они – замечательные твари; псины поверили. С собаками я отыскиваю общий язык без малейших затруднений. С людьми приходится неизмеримо тяжелей.
Антония помахала рукой. Распрощавшись с новыми знакомцами, я зашагал вверх по пологому откосу и минуту спустя очутился перед хозяином дома.
– Это есть сеньор Гораций Коди, – сообщила Антония.
Пожалуй, Артуро владел английским чуток лучше, нежели давал понять мексиканке. Во всяком случае, он ответил неизмеримо грамотнее моей спутницы. Антония продолжала нести ахинею на моем родном языке, изъясняясь очень медленно: дабы и мне было понятно, и Артуро, упаси, Боже, не заподозрил, будто в его присутствии ткут паутину заговора, молотя языком с пулеметной, разумению непостижимой скоростью.
– Сеньор Артуро уже имел быть уведомителен про цель ваш приезд, – сказала Антония. – Про то, что ваш партнер имел использовать ваш имя и обманывать вас, как обманывать мой Хорхе, как сам Артуро обманывать с Хорхе вместе. Я была говорить, что вы хотеть искать люди, которые Хорхе использовать для того плохого человека бизнес…
– Buenos dias, seno*, — молвил я вежливо.
– Buenos dias.
Артуро протянул руку. Я своевременно припомнил: в Мексике не принято ломать человеку суставы железным пожатием, и поздоровался со всей надлежащей осторожностью. Артуро произнес что-то по-испански, сопровождая речь выразительными жестами. Когда он остановился, Антония перевела:
– Пожалуйста, прощайте, что сеньор Артуро говорить мало ingles. Он говорить: его дом – ваш дом. Он говорить, один друг присылать ему в подарке мало-мало мескаль, делатый в свой дом… – Антония хихикнула. По-видимому, в Мексике на самогоноварение смотрели ничуть не лучше, чем у нас во времена злополучного “сухого закона”. – Сеньор Артуро говорить, полиция близко нет, а мескаль очень хороший. Он хотеть, чтобы вы пробовать и соглашаться…
Антония помедлила, тряхнула головой и сказала:
– Отвечать “да”, иначе большой оскорблений!
– Чуток мескаля перед завтраком? Подарок судьбы! – ответил я без малейшего воодушевления. – Скажи, что попробую с удовольствием.
Вообще-то мескаль – напиток отличный, чистый, словно ключевая вода, и хмельной, точно виски. Но иди знай, каким пойлом угостит затаившийся в глуши бандюга…
Маленький сеньор Артуро махнул рукой, мы прошли сквозь дверь, пересекли дом, очутились во внутреннем крытом дворике, где стояли несколько стульев. Среди них не отыскалось бы и двух одинаковых. Мы присели.
Индианка неопределенного возраста, облаченная мешковатым коричневым платьем, принесла нам бутылку, лишенную этикетки, и три высоких стакана. Бутылка была чистой, жидкость казалась прозрачной.
Вослед индианке появились несколько мужчин. Понятия не имею, откуда они высыпали: закаленные, суровые, жилистые субъекты. Огнестрельного оружия не замечалось; встреча носила сугубо мирный характер.
Вручив мне стакан, Артуро приподнял собственный и провозгласил по-испански:
– Рог todo mal, mescal. Рог todo Beп, tambienf. * Антония исправно пояснила:
– Старый присказка. За все плохое – мескаль. И за все хорошее – тоже.
– Как оригинально! – умилился я. – И какая глубина мысли… Панацея от любых переживаний – и плохих, и хороших… Надо запомнить:
Проведя многие годы в пограничных штатах, я слыхал этот мексиканский тост всего-навсего три тысячи раз или чуть больше, но Буффало Коди, несомненно, умилился бы столь неожиданной застольной прибаутке.
– Полагается пить до дна? – осведомился я невинным тоном. – Или можно прихлебывать понемногу?
– Лучше до дна.
Отсалютовав Артуро своим стаканом, я осушил его. Хозяин проделал то же самое. Мескаль оказался крепким, но безо всяких примесей. Иногда водка, полученная дома, заставляет предположить, что с кактуса, из которого ее добывали, не удосужились предварительно снять шипы. А этот мескаль и впрямь был хорошим.
Через десять минут, когда со светскими формальностями покончили, я перешел непосредственно к делу.
* * *
Артуро обращался, в основном, к Антонии. Я различал только отрывочные слова: hombres, camiones… Вокруг безмолвно теснились несколько человек и собак.
– Он говорить, один сотня долларов, – сообщила Антония под конец.
– Торговаться будем?
– Я, Антония, уже иметь поторговаться. Ты платить.
– Ладно, – вздохнул я.
В сущности, сведения мне достались чуть ли не даром. Если Артуро и впрямь располагал нужной информацией, за нее можно было бы заплатить впятеро против названной суммы, даже вдесятеро. Я неторопливо исследовал содержимое бумажника, извлек четыре двадцатидолларовых банкноты, одну десятку, одну пятерку и пять долларов отдельными купюрами. Размахивать сотенными бумажками перед физиономиями благородного собрания было бы опрометчиво.
– Пожалуйста.
Деньги перешли в руки Антонии, та передала их Артуро, Артуро тщательно пересчитал доллары и принялся говорить. Я изо всех сил прислушивался. Архибандит прилежно перечислял имена: Дельгадо, Руис, Миэра, Бустаменте… Антония повторила: Дельгадо, Руис, Миэра, Бустаменте… На географические описания моего испанского лексикона явно не хватало. Даже когда Антония повторила их снова, чтобы исключить ошибку. Я разобрал одно-единственное слово: cordillera, горная цепь.
Воспоследовал прощальный глоток мескаля, дружелюбное рукопожатие Артуро, милая улыбка. Мы поднялись. Разбойничий главарь ласково промолвил:
– Vaya con Dios, senorita, senor.
Мы спустились по скату, не обменявшись ни словом. И даже собаки не проводили уходящих обычным лаем. Я расслышал, как возле дома кто-то хохотнул, но тот же час опомнился и осекся. Я не забыл изобразить старческую немощь, забираясь в машину.
“Хвоста” за нами не выслали.
Глава 25
– Смешное человек, это Артуро! – сказала Антония, когда крошечный поселок пропал из виду. – Когда я приезжать с Хорхе, Артуро быть грубое и разговаривать с Хорхе очень плохо; очень опасное тогда было Артуро. Теперь Артуро хорошее и вежливое. Он шутит большая шутка. Да?
Я услыхал подтверждение собственных мыслей. И не могу сказать, будто дикая англо-испанская речь Антонии производила на меня убедительное впечатление. Акцент подчиняется определенным законам, в нем неизбежно имеется некая система, последовательность. Антония же делала различные ошибки в очень похожих случаях. Фразы, строившиеся на один манер, начинали через полчаса звучать иначе, а так не бывает.
Но то, что девица не пыталась выдать Артуро за честного мексиканского Робин Гуда, говорило в ее пользу.
Признаю: будучи по крови скандинавом, я едва ли способен проникнуться латиноамериканским образом мыслей и действий. Тем паче, постичь мозговые процессы, присущие бандюге вроде Артуро. Но, вне зависимости от того, принадлежит собеседник к расе белой, черной, желтой или красной, исповедует он католичество, протестантство или православие, определить прожженного жулика я умею сразу и безошибочно.
– Шутит, конечно, – согласился я. – Ну-ка, побыстрей изложи: что он тараторил насчет четырех водителей?