Антония ухмыльнулась.
– Не очень-то зубы скаль, – заметил я. – Они тоже курок спускать умеют.
Антония безразлично передернула плечами:
– Никто не бессмертен… Дай бинокль, а?
– Возьми.
Спустя минуту девушка возвратила “пейсе” не произнеся ни слова.
– Что-нибудь различила?
– Nada. Никаких hombres. Только птицы… Пойдем?
Птиц не замечалось; лишь одинокий стервятник парил в прозрачных голубых высях.
Я тащился вослед Антонии угрюмо и сосредоточенно.
– Пришли, – уведомила девушка. – Теперь очень осторожно посмотрим с гребня… Видишь? Пьедрас-Неграс…
– Уже видел, – огрызнулся я. – Как ты думаешь, наблюдателя там оставили?
– Si. На другой стороне, должно быть. Отсюда нелегко спуститься, но обзор – лучше не бывает.
– Вот и спускайся, – посоветовал я. – В мокасинах тебе и карты в руки. Приметишь стрелка, тут же вернись: управляться с этой публикой – по моей части. У меня, – прибавил я торопливо, – больше опыта… Эй, сделай маленькое одолжение!
– Хоть сию минуту, – последовал учтивый испанский ответ.
– Ссуди меня двадцатидвухкалиберным зверьком.
Антония нахмурилась.
– Он же считается у вас последним делом, игрушкой никчемной… А, понимаю! Тебе нужен очень маленький пистолет, чтобы в ботинок затолкать… Миу Bieп. *
–
– Si?
–
Девушка приподнялась на цыпочки и легонько чмокнула меня в щеку. Потом бесшумно исчезла. Я уселся на горячую землю и принялся выжидать. Над Пьедрас-Неграс по-прежнему витал одинокий стервятник.
– Один караульный, – сообщила Антония получасом позже. – Сидит, привалившись к утесу, курит сигарету. Дым относит метров на сто.
– Янки? Мекс?
– По-моему, гринго. Соломенная шевелюра, да и рост – ого-го. Разговаривал по радиотелефону. Далеко было, слов я не разобрала, но, кажется, болтал на твоем языке.
– О да! Эта публика без радиотелефона и шагу не ступит.
Я поглядел на часы. Ровно десять.
– Винтовка у парня есть?
– А как же!
– Настоящая или штурмовая?
Антония нахмурилась, не вполне понимая разницу. Затем просияла:
– Длинное ружьище, с оптическим прицелом и старомодным затвором.
–
Вынув складной нож фирмы Рассел, я проверил остроту лезвия. Как выяснилось, хирургические упражнения доктора Бекман отнюдь не повредили клинку.
– Подожди здесь! Ни шагу в сторону, – велел я. Антония знала гораздо больше, чем говорила: это было несомненно. Привела к месту, с которого отлично просматриваются Пьедрас-Неграс, без малейшего колебания. Безусловно, бродила здесь не впервые. Любой разумный профессионал задушил бы девку не раздумывая, и Антония понимала это; и забавлялась, видя, что я медлю. Я действительно медлил. Дерзкая сучонка нравилась мне, а излишняя подозрительность может невзначай и боком выйти… Какого лешего!
– Где сей заядлый курильщик примостился?
– Осторожно ступай a la derecha, направо. Метров через пятьдесят выйдешь на ровное место, увидишь скалу, возле нее растет одинокое дерево. Там он и пристроился. Vaya con Dios, amigo.
Я не мог не вспомнить, что с такими же словами проводил меня в заранее расставленную ловушку бандюга Артуро. Но хоть кому-то же надо верить?
Часовой обнаружился именно там, где сказала Антония.
Парень даже не трудился напрягать слух, ибо не ждал, что противник может подкрасться вплотную. Он просто поглядывал направо и налево, ленивым взором обводил местность, убеждался: никого нет, и снова предавался блаженному безделью. На груди у парня болтался мощный бинокль, не менее 7х50. Инфракрасный, должно быть.
Антония уведомила точно: из-под широкополой шляпы выбивались белокурые, длинные, до самых плеч свисавшие волосы. Ни дать, ни взять, генерал Кастер. Только бедный Кастер был честным американцем и своего роскошного скальпа лишился на родной земле: при Литтл-Бигхорне, или Гризи-Грассе, или как там еще зовут знаменитое место? Имен у этого клочка земли побольше, чем у кастильского дворянина.
Дождавшись хорошего дуновения, под коим жухлые травы зашелестели вовсю, я метнул маленький камешек, заставил часового повернуть голову, охватил физиономию парня ладонью и от уха до уха перерезал ему глотку трехдюймовым лезвием фирмы Рассел.
Радиотелефон, по счастью, уцелел, и даже не утонул в крови. Горящая красная лампочка сообщала: рация включена в режиме приема. Я подвесил аппарат на ремень, защелкнув особую, приспособленную сбоку застежку. Затем принялся осматривать трофейный ствол.
Винтовка несколько разочаровала меня. Хорошее устройство, но калибр мелковат: двести сорок третий, или, по мексиканскому счету, шесть миллиметров. Это значило, что, пролетев триста ярдов, пуля весом сто гранов потеряет убойную силу, в то время как более тяжелый снарядец, весящий, допустим, гранов сто восемьдесят, сохраняет ее и на шестистах ярдах.
Но все же я обзавелся винтовкой; это ободряло. Холмистая местность – неподходящий тир для стрельбы из револьвера.
– Хорошо снимаешь часовых! – сказала возникшая рядом Антония. – Чисто индеец! Присоединяйся к нашему племени.
Воспоследовала ослепительная улыбка.
– Благодарю за любезность, – ответил я. – Как оно именуется, племя твое? Улыбка исчезла.
– А! – махнула Антония рукой. – Тоже, племя… Разжирели, отупели, обленились… Ты и я можем создать новое! Выступим на тропу войны, прогоним всех неприятелей – ха!
– Непременно выступим, но пока что надо уносить ноги, да попроворней. Парня вот-вот вызовут по радио и начнут гадать, чем он занялся.
– Погоди! – сказала Антония. – Ты ведь хотел полюбоваться Пьедрас-Неграс? Посмотри в бинокль… Да-да, в ту самую сторону.
Мне показалось, будто в линзах возникли трое толстых мужчин, облаченных фраками, шатающихся по траве пьяной, неуверенной походкой. Повертев рубчатое колесико, я навел фокус порезче. Изображение прояснилось.
Передо мной расхаживали не люди, а тошнотворные лысые птицы; очень большие птицы, с черными крыльями и отвратительными розовыми головами. Они поклевывали странные продолговатые предметы, белые предметы, с которых уже, в общем, и склевать было нечего…
– Разрешите представить вам лежащее в долине общество, – раздался голос Антонии. – A la izquierda, слева, обретается сеньор Энрике Серафин Руис. Чуть подальше – господин Бернардо Бустаменте, пытавшийся удрать, но упавший на бегу. A la derecha, справа, поближе к нам – сеньор Элой Миэра. Ну и, наконец, сеньор Сантос Дельгадо, чью черепную коробку кто-то уволок. Que lastima * …
Глава 27
– Н-да, – изрек я. – Артуро, сдается, умеет держать слово. Мы просили сказать, где находятся теперь четверо шоферов – он и сказал в точности. Надо полагать, Вилл Пирс и Милли Чарльз увидали этих ребят еще свежими, разнимаемыми на кровавые клочья?
– Si, они были почти новенькими, чуток растерзанными, и только… Zopilotes и cueruos * нарадоваться не могли. Чего нельзя сказать об американской женщине. Такой визг устроила! Орала, блевала, рыдала… “Гребись они с конем, – кричит, – винтовки твои Проклятые! Вон из этой жуткой страны! Скорее!”
Какая жалость (исп.).
Стервятники и вороны (исп.).
Молчание (исп.).
С твоего дозволения (исп.).
Уйти побыстрее (искаж. исп.).
Закон о побеге (исп.).
Блондинки (исп.).
Стервятники и вороны (исп.).
Молчание (исп.).
С твоего дозволения (исп.).
Уйти побыстрее (искаж. исп.).
Закон о побеге (исп.).
Блондинки (исп.).
Молчание (исп.).
С твоего дозволения (исп.).
Уйти побыстрее (искаж. исп.).
Закон о побеге (исп.).
Блондинки (исп.).