Вот оно что… Моя теория касательно Пирса, обнаружившего истинный тайник на востоке, разлеталась вдребезги. Вместо тайника Пирс и Милли обнаружили в Пьедрас-Неграс поистине чарующее зрелище: несметная стая трупоедов, дерущаяся из-за окровавленных клочьев человеческой падали. Миллисент, конечно, чуть не спятила. Существует разновидность двуногих хищников, способных на любую гнусность – но лишь до тех пор, пока не увидят настоящей крови. Натолкнувшись на размыканные коршунами останки, Милли немедленно велела трубить отбой и пускаться наутек.
“Наверное, – подумал я, – Артуро, чью скромную обитель миссис Чарльз не удостоила посещением, тихонько последовал за парочкой туристов, полюбовался на итог своей шутки, нашел его чрезвычайно забавным. А Пирс уступил бьющейся в истерике любовнице, отказался от надежды возвратить винтовки… Да и сам, должно быть, усомнился в разумности затеянного. Подозревая – и небезосновательно – слежку, незадачливые контрабандисты помчали по шоссе на Масатлан, рассчитывая миновать Дуранго и Торреон, а затем вырваться на магистральную дорогу, прямиком ведущую в Соединенные Штаты. Хотели обогнуть район, в котором орудовали insurgentes”.
Но пронырливый Карлос Мондрагон обретался в собственной стране и догнал беглецов без малейшего труда. Вычеркиваем Пирса, одну штуку, и Чарльз, одну штуку… Поделом. Нечего соваться в такие дела, если у тебя желудок слабоват.
Разумеется, надлежало задать Антонии пару-тройку естественных вопросов. Но время казалось не совсем подходящим. Я проронил:
– Давай подыщем новый наблюдательный пункт. Не хотелось бы наскочить на приятелей этого субъекта.
– Сейчас найдем.
– Боюсь, – промолвил я, опуская бинокль 7х50, – перед нами смуглокожий гражданин Мексики!.. Бандитские усищи, наглая рожа… Охотничий сезон, к великому сожалению, не открыт. Ищи мне дичь, дозволенную к отстрелу: бледнолицых гринго.
– Да, это mejicano, — сказала Антония. – Ну, и что? Ведь он тебя хочет убить.
– Видишь ли, я работаю с любезного разрешения и при содействии… одного мексиканца, имеющего в правительстве здоровенную лапу…
– Что-что?
– Виноват, огромное влияние имеющего. Он способен сделать так, что на самые дерзкие мои похождения просто закроют глаза. Никто не будет особо тревожиться, если банда янки, тайно переправлявшая оружие через границу, погибнет при невыясненных обстоятельствах. Очень жаль, и только… Que lastima, senores… Но здесь уже валяются четыре мексиканских скелета – очень старательно обглоданных и очищенных. Признаю, это ребятки, возившие оружие для генерала Мондрагона, однако не стоит проверять политический вес моего друга, вынуждая того смывать целые потоки мексиканской крови с моего послужного списка…
– Не понимаю, – пожала плечами Антония, – но дело твое.
– Медина потрудился в поте лица, – заметил я. – Надо было сразу догадаться… Никаким торжественным клятвам профессиональный контрабандист не поверит. И сколько бы ни уплатил Медина водителям, а полагаться на их полное молчание не мог. Дьявольщина, да ведь старые добрые флибустьеры, сновавшие по берегам Испанского Мэйна, тоже убивали всех, кто помогал им закапывать сокровища! Чтоб тайну по свету не разнесли! Давняя, заслуженная традиция…
Последовала короткая пауза; потом Антония улыбнулась.
– Хорхе был изумительным любовником, но глупым и мягкотелым донельзя. Верил всем и каждому. За него постоянно приходилось думать мне. Очень милым ребенком был мой Хорхе…
– Значит, – ошарашенно выдавил я, – припрятать оружие решил не Медина? Девушка рассмеялась:
– Нет, конечно! Я подсказала!.. А еще я сидела в пикапе, когда Хорхе советовался с Артуро, и слышала все до последнего словца… В Байя Сан-Кристобаль Хорхе меня, сам понимаешь, не взял; получать партию винтовок с корабля – мужское занятие… Ха! Я села в пикап, добралась до Пьедрас-Неграс, притаилась. Долго ждала, очень долго… Наконец, прибыли четыре больших camiones. Пустых.
– Само собою, – вставил я.
– Хорхе заплатил шоферам. Хорошие деньги заплатил: за вождение, за погрузку, за выгрузку. Хорошие деньги дал им за silencio * . Начал брать клятву, но я поднялась и застрелила Руиса. Бустаменте побежал, я ранила его. Тут Хорхе опомнился, выстрелил в Миэру, а я уложила Дельгадо. Наповал. Потом добила Бустаменте. Деньги остались в карманах у мертвецов, потому что причитались, на самом деле, Артуро…
Н-да. Милая спутница, ничего не скажешь… Прирожденная убийца. И я ведь чувствовал это, чувствовал непрерывно… Хотя, учитывая собственный род занятий, вряд ли стоит замечать соринку в глазу ближнего.
– Хорхе рыдал, точно дитя малое. Ругал меня последними словами, твердил: чудовище бессердечное! Оставил меня в Кино-Бэе, велел не показываться ему на глаза… Я решила: пускай поездит, поразвеется, поостынет – а его подкараулил и замучил Мондрагон. Вместе с неповинными шоферами, ровным счетом ничего не знавшими.
–
– Крови не прольешь – не разбогатеешь. По крайней мере, таким, как мы, иначе не разбогатеть; у нас ни головы ученой на плечах нет, ни смекалки деловой…
Голос Антонии прервался. Я скосил глаза и увидел: женщина трясется от безмолвного плача.
Радио, подвешенное на моем ремне, внезапно ожило.
– Альфа, Альфа! Гамма вызывает Альфу!
– Слушаю, Гамма.
– Докладываю. Через перевал проехал вездеходный “субару” серебристого цвета. Понятия не имею, как не застрял по пути: осадка у этих колымаг низкая…
– Гамма, прекрати неуместные рассуждения. Продолжай доклад.
– Слушаю, сэр. “Субару” остановился, водитель вышел. Водительница. Свободная голубая рубашка, белые обтягивающие джинсы, высокие коричневые сапоги, уйма индейских побрякушек. Захватил ее врасплох, без шума и возни. Отобрал заряженную девятимиллиметровую “беретту”. Изъял удостоверение на имя Джоанны Чарльз Бекман, магистра медицины. Конец доклада. Распоряжения, сэр?
– Закуй в наручники, держи под непрерывным присмотром. С места не трогаться. Объекты, по-видимому, близятся; оставайся, где находишься, и затаись.
Невзирая на малую громкость и атмосферные разряды, трещавшие в динамике, я опознал голос. Альфой был Марион Рутерфорд, по кличке Танк. Я ощутил непроизвольное раздражение: хотелось бы услыхать иной голосок…
– Понято и учтено. Конец передачи, Альфа. Радиотелефон притих. Несколько секунд спустя Антония спросила:
– Что еще за Гамма, Альфа?
– Греческие буквы. Ими принято пользоваться при переговорах кодом. Альфа, бета, гамма, дельта, эпсилон – а дальше не помню.
– Мы, – неторопливо полюбопытствовала Антония, – отправимся выручать… магистра медицины?
Глубоко вздохнув, я пояснил:
– В нашей службе не заботятся об особах женского пола, не имеющих прямого касательства к заданию, мелочь пузатая! Учти, это полностью распространяется и на тебя. Джоанна сама сунула голову в петлю, пускай сама и выкарабкивается. Вас, голубушек, не приглашали совершать увеселительную прогулку в горах. Обе вы, по моему разумению – совершенный балласт… Чему ты смеешься, ослица?
– Замечательный человек! – радостно выпалила мексиканка.
Ждала, наверное, что я ринусь разыгрывать странствующего рыцаря, возьмусь немедленно избавлять прекрасную даму от злодейских лап. Это Антонию весьма разочаровало бы – в точности, как устроенная покойным Хорхе Мединой послеубийственная истерика.
– Замечательный человек? – фыркнул я. – Я, к твоему сведению, сволочь девяносто шестой пробы и чистейшей воды! Иных в нашем агентстве не держат.
С твоего дозволения (исп.).
Уйти побыстрее (искаж. исп.).
Закон о побеге (исп.).
Блондинки (исп.).