Я ударил Сигму по лбу рукоятью браунинга. Сомерсет обмяк и затих. Скатившись долой с бесчувственного тела, я удостоверился: патрон в камере был. Я взвел курок и поднял пистолет, направляя дуло на Мариона Рутерфорда.
Хорошенькая Джо Бекман умудрилась-таки остановить великана. Отступала и непрерывно палила из маленького, немощного ствола. Получив четыре пули, Танк покачнулся, застыл, истекая кровью, но падать пока не собирался. Чересчур уж много было мяса и чересчур мало свинца.
Рутерфорд не без труда поднял огромные ручищи, пригнулся, опять пошел на Джо. Тщательно прицелившись, я выпустил одну-единственную девятимиллиметровую пулю и начисто вышиб гиганту мозги.
Окончив блевать, Джоанна отерла губы рукавом, повернулась ко мне:
– Прости, пожалуйста… Я могу чем-нибудь пособить?
– Можешь. Обыщи покойничка; отбери у него связку ключей: должна иметься. Выбери самый маленький, плоский, с простой бородкой… Вот, он самый. Давай, отопру наручники.
– Спасибо!
– Теперь давай мне винтовку Рутерфорда. Вот она, валяется…
– В этом нет нужды, сеньор.
Мягкий, странно знакомый мужской голос раздался позади меня. Я перекатился, поднял голову. Лейтенант Эрнесто Баррага стоял в полной полевой амуниции: пятнистый комбинезон; армейская винтовка, пистолет, кинжал в брезентовых ножнах; даже фляга на боку имелась. Тьфу ты, пропасть! Хэнк предполагал наличие армейского резерва, я горько жалел о его отсутствии… Телепатическая связь, не иначе…
– Вам не понадобится оружие, сеньор Хелм, – любезно заметил Эрнесто. – Мы вполне овладели положением.
– Откуда вы взялись?
– Наблюдали непрерывно, сеньор, – улыбнулся лейтенант. – Вы же не забыли, мои следопыты – лучшие на континенте; индейцы племени яки. Но вот когда вас подстрелили, оказалось нелегко собрать достаточное число бойцов: оттого и задержались. Приношу извинения.
Невысокие ребята, облаченные в такую же форму, сновали поблизости, сноровисто разоружая людей Сомерсета. На утесе не виднелось ни души. Я повел глазами, увидел, что мексиканский боец наклоняется над чем-то, лежащим у подножия скалы.
– О, Господи! – сказал я, и не заметил, как поднялся на ноги: – Нет!
– Ну-ка, – обратился я к Джоанне четверть часа спустя, – отдай маленький пистолет.
Женщина облизнула губы:
– У тебя же браунинг Сигмы; прямо за поясом торчит!
– Видишь ли, – медленно пояснил я, – девица участвовала в этом деле изначально. Думаю, Антония порадовалась бы, узнав, что последнюю точку поставило ее оружие. Постой передо мною, заслони, пока буду перезаряжать… Вот, спасибо. А теперь убирайся. Подальше убирайся, понятно?
Джо отошла, не сказав ни слова. Я повертел головой, увидел, что прибыл Рамон Солана-Руис, он же El Cacique. Рамон разговаривал с капитаном Луисом Алеманом, которого было впору обнять и расцеловать, как доброго приятеля. В сущности, Алеман и выручил меня от сомерсетовских бандюг.
Сигма стоял среди пленных. Опираясь на штурмовую винтовку, словно на трость, я заковылял к Рамону. Шагать оказалось неудобно: слева беспокоила сквозная рана, справа не давала забыть о себе опаленная зажигалкой подошва. На какую сторону хромать, спрашивается?
Рамон поспешил мне навстречу.
– Мондрагон убит, – сообщил я, – Оружие лежит в Ринкон-де-ла-Агила, хотя понятия не имею, где это место находится.
– Яки знают, – улыбнулся Рамон. – Ты славно поработал, Эрик. Теперь никто, – Рамон выразительно покосился на Луиса Алемана, – теперь никто не осмелится возражать против освобождения прекрасной rubia * , твоей мнимой супруги.
Я не сразу и припомнил, о ком речь ведется. Приключения с Глорией относились чуть ли не к иной геологической эпохе.
– “Супруга” не нашла пребывание в плену слишком утомительным? – полюбопытствовал я не без яда. Рамон добродушно ухмыльнулся:
– Глория – очаровательная дама. И легкомысленная. Довольно об этом, хорошо?
Мы приблизились к задержанным американцам.
– Пожалей местных коршунов, – сказал я Рамону. – Бедные птицы будут неделю маяться несварением желудка. Но вон тот субъект, в охотничьем костюме, по праву принадлежит мне. С твоего дозволения, разумеется. Прочих предлагаю отпустить восвояси, тебе и так объяснять, откуда взялось полдюжины мертвых гринго… Это, сам понимаешь, мое частное мнение, навязывать не хочу.
– Что со мной собираются сделать?!
Сигма не выдержал и подал голос…
Выглядел Уоррен Сомерсет не лучшим образом; да после удара пистолетной рукоятью и затруднительно выглядеть иначе. Я не без удовлетворения отметил, что, даже будучи тяжело ранен, сумел угостить противника сполна. Левая щека Сигмы раздулась; левое ухо было надорвано; кровь струилась на воротник щеголеватой куртки и быстро сворачивалась.
Особого сочувствия к Сомерсету я не испытывал, ибо по его вине чувствовал себя еще хуже.
Не обращая внимания на Сигму, Солана-Руис обратился к капитану:
– Четверых gringos определи в любой автомобиль, который остался на ходу, и скажи: у них имеется двенадцать часов, чтобы покинуть Мексику. Если в… – Рамон посмотрел на часы: – ровно в два пополуночи их обнаружат на нашей территории, всех до единого расстреляют. А с пятым разберемся особо. Это командир?
– Да, – ответил я.
– Слушаю, senor! – отчеканил Алеман. Луис был недоволен, и не собирался этого скрывать.
Будь его собственная воля – всех агентов расстреляли бы здесь и сейчас.
– Та-ак, – протянул Рамон, подходя к Сигме, – Значит, вы командир? Давайте-ка выясним, кто вы, чем
занимаетесь в Соединенных Штатах, и что позабыли в Мексике.
– Меня зовут… – Сигма помедлил. – Меня зовут Уорреном Гардингом Сомерсетом, и я работаю на правительство США. Советую немедля отпустить и моих людей, и меня самого.
– О, Боже! – улыбнулся Рамон. – Еще и распоряжается…
Я глубоко вздохнул. Наконец-то имя прозвучало! Да еще из уст самого сеньора Субботы. Соизволил представиться, голубчик. Распоряжения Мака были, как обычно, двусмысленны, однако я давным-давно выучился толковать подобные приказы должным образом. Босс велел разыскать сеньора Сабадо и вывести в расход; если сеньором Сабадо оказывался Уоррен Сомерсет, что ж, тем хуже для Уоррена Сомерсета.
Рамон покосился на меня.
– Вы удостоверяете личность говорящего, сеньор Хелм?
Очертания грядущей стычки уже обрисовались перед мысленным моим взором. Я изобразил изумление:
– Нет, разумеется! Можете запросить Вашингтон. Убежден: правительство никогда не слыхало об Уоррене Гардинге… как его? – Сомерсете. Не исключаю, что у них и отыщется где-нибудь какой-нибудь Сомерсет, но только не Уоррен Гардинг. Боже праведный, да в родственных службах насчитывается несколько Хелмов! Но Мэттью зовусь я один… Этого субъекта, Рамон, знают как сеньора Сабадо. Прошу любить и жаловать.
– Ах ты, скотина… – прошептал Уоррен Сомерсет.
Боец в пятнистом комбинезоне зашел ему в спину и подавил взрыв негодования, сильно ткнув задержанного ружейным дулом.
Напустив на себя неимоверную серьезность, Рамон произнес:
– Мы наслышаны о сеньоре Сабадо… Он доставил мексиканским властям очень много хлопот. Вы уверены, что перед нами этот самый человек?
Я пожал плечами.
– Подчиненные звали его господином Субботой. А по радио использовали позывной Сигма, чтобы скрыть личность начальника. Но первая буква оставалась неизменной…
Подмигнув Рамону, я развел руками.
– Хелм, вы спятили!
Сомерсет позабыл о стоящем позади солдате, шагнул ко мне.
– Что вы пытаетесь учинить? Вы прекрасно знаете, кто я! Мы беседовали в Эль-Пасо…
И осекся, поняв: напоминанием о тщательно подготовленном убийстве Мэттью Хелма у Мэттью Хелма сочувствия не добьешься.
– Не припоминаю, – молвил я, – чтобы мы виделись где-либо, в Эль-Пасо ли, нет ли. Никогда не встречал человека по имени Уоррен Сомерсет. Рамон, дружище, эту задачу можно решить простейшим образом. Среди пленников есть человек, служивший у генерала Мондрагона. Велите привести его сюда и пусть назовет кличку, под которой знали этого молодца генеральские революционеры. Хотя могу избавить от лишнего беспокойства, предрекаю: парень ответит “Сабадо”.