Я нажал кнопку, электрический мотор плавно и быстро опустил боковое стекло. В кадиллаке, похоже, все, кроме двигателя, управлялось посредством электричества – не кадиллак, а “Наутилус”, построенный капитаном Немо…
Перегнувшись через колени Глории, я заорал во всю мочь:
– Кананеа, рог favor!
Бездельник приблизился, недоумевающе хмуря брови. Кажется, мое произношение оставляло желать лучшего: парень явно силился разобрать, куда стремятся туристы. Я повторил: медленно и четко. Бездельник просиял, в сумерках блеснули все тридцать два зуба.
– А-а-а, Сапапеа!
Быстро жестикулируя, он втолковывал мне с пулеметной скоростью, где именно я утратил правый путь, и куда следует возвратиться, дабы исправить допущенную оплошность. Полагаю, мексиканцы сами должны решать, на каком языке объясняться – испанском или мексиканском, – но, разговаривая с приезжими тугодумами-гринго, могли бы чуток поубавить прыти, да и словечек сельских поменьше вворачивать.
Впрочем, язык жестов, или, по-научному, “первая сигнальная система”, облегчил мне беседу. Я рассыпался в благодарностях и тронул автомобиль.
На Глорию этот лингвистический подвиг ни малейшего впечатления не произвел.
– Великолепно, – промолвила она с изрядной примесью издевки. – Меня пытаются убить, чуть ли не силком вовлекают в авантюру, вынуждают представляться женой человека, впервые повстречавшегося нынче поутру, а этот ходячий путеводитель и несокрушимый защитник, получается, не способен миновать первый попавшийся вшивый городишко, не справившись о направлении у забулдыги подзаборного! Да еще как справившись! Полчаса на пальцах объяснялся, полиглот несчастный…
– Кто пытается убить? – спросил я резко.
– Пожалуй, придется рассказать, – улыбнулась Глория, но лучше не перегружать ваши мыслительные способности, не то они, хлипкие, окончательно поникнут и не дадут нам выбраться на шоссе…
Глава 4
Все же я отыскал упомянутое шоссе и совершил предписанный поворот. Город Агуа-Приета остался позади. Мексиканский ландшафт выглядел угрюмым и диким. Все окрестности были покрыты низкорослым колючим кустарником вперемешку с кактусами. Юго-западная растительность заботится о самозащите весьма основательно.
Шоссе было узким, извилистым, наспех и скверно асфальтированным. По счастью, подвески у нашего “альянте” оказались упругими и выносливыми.
Что ж, я катался по худшим дорогам в гораздо менее удобных автомобилях…
День выпал солнечный, и небо сверкало ослепительной синевой, и окрестный воздух был столь прозрачен, что холмы на далеком горизонте обрисовывались не менее резко, чем высившиеся поблизости. Я правил машиной и размышлял о своем.
Лощеный господин Сомерсет, молодящийся обладатель трехдневной щетины, отнюдь не принадлежал к числу субъектов, которым я склонен доверять безоговорочно, хотя Глория, по-видимому, проглотила его наживку вместе с крючком, леской и поплавком. Если речь заходит о работе, я вообще доверяю лишь одному человеку – Маку, да и то изредка и не всецело. Ибо даже Мак не раз, и не два, и не три, между прочим, водил меня за нос.
И сейчас водил.
Отправил на задание, предупредив: ничего не принимай за чистую монету. Сказал достаточно, чтобы я не испортил дела, преждевременно схлопотав пулю, не то нарвавшись на клинок или по голове получив тяжелым предметом.
– …Свадьба наша, – говорила Глория, – была скорее браком по расчету, чем любовной затеей. В конце концов, Коди в буквальном смысле годится мне в отцы: ровесник покойного папеньки. Я знала его с пеленок, с моих пеленок, разумеется. Они с папой трудились бок о бок и числились партнерами задолго до того, как я родилась… Добрый старый дядюшка Буффи! И все эти годы я верила: он честен, заботлив, добр. Конечно, о влюбленности и речи не шло; но Коди был испытанным, доверенным другом – надежным, словно утес.
– Тогда с какой стати?..
– Я ни о чем не подозревала; и когда заподозрила, не знала сперва, куда обратиться, кому рассказать… В полицию идти? Меня просто выслушали бы да вежливо спровадили вон: еще одна дурища впадает в истерику накануне свадьбы. Гораций, не забывайте, считается добропорядочным и уважаемым членом общества… Я сама не верила до конца, покуда мистер Сомерсет не доказал: Коди намеревается…
Глория сглотнула.
– После этого у меня просто выбора не оставалось. Надо было сотрудничать, верно? Вытерпеть брачную церемонию, чтобы мистер Сомерсет сумел незаметно подменить моего жениха. Правда, в толк не возьму, зачем ему эдакое потребовалось.
– Хочет разыскать пропавшее из виду оружие, – ответил я. – То, которое Коди переправил в Мексику. Предположительно, мы кое-что разузнаем, повстречав парня, дожидающегося Горация в Кананеа.
Выдержав коротенькую паузу, я прибавил:
– Стало быть, с пеленок знаете его?
Глория глубоко вздохнула.
– Вы знаете, что отца убили здесь, в Мексике?
– Да… Насколько понимаю, после гибели мистера Пирса в здешних краях, с вами начали приключаться загадочные и неприятные вещи на севере, в Эль-Пасо? Такие неприятные, что в конце концов пришлось броситься на шею доброму старому дяде Буффу и поплакаться ему в жилетку? Друг и партнер покойного, почти родной человек…
– Правильно, – выдавила Глория, – и какой же я дурой оказалась! Но кто бы мог подумать?.. В то время это было вполне естественно. Я просто ринулась к нему в контору… перепуганная до полусмерти, ошалевшая… Отца не стало, на меня форменную охоту начали… Разревелась и выложила все без остатка. Дядя Буфф любезно протянул собственный носовой платок – точно, как прежде, когда я с лошади слетала, – порасспросил, посочувствовал. Потом велел не беспокоиться: он попросит надежных людей присмотреть за мною и поберечь от неприятностей. И развернул меня, и к двери подтолкнул, и по заду похлопал – точно встарь… Да только я ведь уже не маленькой девочкой была. И внезапно мы оба это поняли.
– В детстве он пытался вам… э-э-э… знаки особого внимания оказывать?
Глория помотала головой.
– Нет. Я неизменно целовала его при встрече и прощании – как близких родственников целуют, – но и только. Он же чуть ли не членом семьи числился, дядя Буфф. И на коленях у него сидеть любила… Но ничего больше… Нет, никогда… Хотя буквально вчера Коди признался, что едва умудрялся сдерживать свои руки на протяжении полутора десятков лет… Я была такой сла-авной ма-алень-кой красо-о-ткой! – передразнила она тягучий техасский выговор. И печально улыбнулась: – Дети к таким вещам почти нечувствительны. Господи, помилуй, он был папиным другом и ровесником! И мне в голову не приходило думать о Коди иначе! До того дня… Впрочем, в тот день мы ни словом лишним не обменялись.
– Речь о браке завели позже? – задал я совершенно лишний, дурацкий в очевидности своей вопрос.
– Конечно… В первый раз, когда меня чуть не убили после папиной гибели, я решила: случилось обычное дорожное происшествие. Какой-то сумасшедший правил пикапом и столкнул меня в кювет. Канава, по счастью, была неглубокой, даже мерседес не пострадал: попрыгал немножко на рессорах и остался цел. Аварийную группу вызывать не пришлось, двое проезжих водителей взяли машину на буксир и вытянули в два счета… Я, само собою, злилась неимоверно; твердила, что таким шоферам, как этот чертов лихач, только в палате для буйнопомешанных и место. Ни секунды не думала, что несчастный случай подстроили специально.
– Понимаю.
– Но той же ночью зазвонил телефон: “Вам повезло, голубушка, но в следующий раз подохнете, как и папенька ваш ненаглядный”.
Глория смолкла и некоторое время смотрела вперед, словно заново переживала случившееся.