– Плевал я на твои заверения!
– Послушай, сынишка! – рявкнул я, неуклюже пытаясь говорить не по-английски, а по-техасски: без надлежащей практики это совсем не просто. Нужно проглатывать половину согласных звуков, а половину гласных растягивать, будто арию оперную гнусишь. Именно гнусишь, ибо говорят техасцы так, словно хроническим насморком страдают. – Слово даю, что ни делом, ни умыслом не повинен в смерти твоей матери… Эй, заткнись и дозволь закончить! Сейчас докажу! Заткну револьвер за пояс, развернусь и выйду вон – или не выйду, как тебе самому захочется. Желаешь – пали человеку в спину. А не желаешь – убери пугач, извинись перед дамой и приходи к нашему столу. Место найдется; присядем рядком и потолкуем ладком. Уразумел? Могу заказать тебе мексиканского пива; могу целый сволочной обед заказать, если проголодался. Но поведай, пожалуйста, откуда взял, что я злодей и кровопийца…
Я глубоко вздохнул и уведомил.
– Приготовься, прячу револьвер и выхожу. Стрелять можешь без предупреждения.
Неторопливо спрятав смит-и-вессон, я повернулся, раскрыл дверь и удалился, ежесекундно ожидая страшного удара меж лопаток и обещая себе: когда задание завершится, отыщу гаденыша, нарежу мелкими кусочками и скормлю самым грязным хавроньям, каких сумею отыскать на мексиканских или американских фермах.
Я шлепнулся на стул, единым духом допил кружку выдохшегося пива, попросил новую. Жаль, виски в ресторане не водилось…
Сделано было все мыслимое; дальнейшими событиями я распоряжаться пока не мог, но крепко надеялся, что Чарльз не прикончит Глорию при первой же встрече: она слишком хороша собою, а молодые люди палят в хорошеньких женщин лишь познакомившись с ними поближе.
Carne asada, лежавшая на тарелках, не успела особенно остыть: наверное, все происшествие заняло гораздо меньше времени, чем я полагал. Я жевал мексиканскую говядину и дожидался. Вскоре объявилась Глория, не потерпевшая видимого ущерба. Юный Чарльз вышел с противоположной стороны; оружия в руках у парня не замечалось. Выяснилось, что роста он был весьма высокого, хотя мне проигрывал дюймов пять.
Метнув на меня свирепый взгляд и не произнеся ни слова, Мэйсон Чарльз проследовал к выходу. Автомобильного мотора я не услыхал. Безусловно, у мальца хватило здравого смысла запарковать свое транспортное средство поодаль. Что ж, не всем удается быть остолопами двадцать четыре часа кряду, хотя некоторые субъекты прилагают к этому огромные усилия.
– Обошлось? – полюбопытствовал я, подвигая Глории стул.
Она кивнула безо всякого энтузиазма, еще не оправившись от пережитого потрясения. Вооружившись ножом и вилкой, я возобновил обед.
– Послушай, – сказала Глория, – ты же головой рисковал!
– Совершенно верно.
– И моею тоже! Не бросить револьвер, когда… Он же мог застрелить меня!
– Этот бойскаут? – Я ухмыльнулся: – Помилуйте, сударыня! Меня застрелил бы, признаю – но лишь в том случае, если бы я остался стоять лицом к пистолетному дулу, да еще дозволил бы сопливцу держать гневную речь, накачаться ненавистью, завести пружины душевные для грядущего отмщения… Великие мстители-молокососы всегда хотят уведомить окаянного подлеца, за что ему предстоит поплатиться презренной шкурой. Вспомни дивную писанину Луи Буссенара! А уложить противника, обратившегося спиной… Что вы, что вы!.. Непорядочно… Я, например, не постигаю, отчего всадить пулю в лоб считается подвигом, а в затылок – подлостью. Итог одинаков.
– Понимаю, – сухо заметила женщина.
– Как только я подставил парню тыл, можно было не опасаться ничего. Зубками он скрежетал, а на гашетку надавить не решился бы ни за что на свете.
– Потому и налегаешь на пиво? Нервы железные успокаиваешь?
Спустя мгновение я усмехнулся.
– Расскажи-ка о происшествии подробней. Начнем с пистолета. Какая марка?
– Почем я знаю? Говорила же, что ненавижу любые…
– Стоп! Ты ненавидишь оружие, однако и впрямь ничего не знаешь о нем, да и не стремишься узнать. Хороша ненависть. Если ненавидишь по-настоящему, стремишься изучить противника досконально.
– Кажется… – Глория запнулась. – Кажется… Один из тех, которые зовутся автоматическими. Огромная штуковина – впрочем, у страха глаза велики… По-моему, был курок, только не… как это? Не стоял на взводе.
– Неплохо для ненавистницы пистолетов. Вывод: у Чарльза, наверное, девятимиллиметровый зверь – “беретта”, либо смит-и-вессон. То есть, четырнадцать или пятнадцать выстрелов – зависит от того, загоняешь ли предварительно патрон в боевую камеру. Сиречь: мальчику не придется перезаряжать, выпалив пять или шесть раз, как бывает у обладателей револьверов. Судя по твоему описанию, пистолет самовзводный…
Болтал я безо всякого смысла и толка, просто пытался немного успокоить Глорию.
– Переходим ко второму пункту. Как он тебя сцапал?
– Вывалился из дверей соседнего клозета, сгреб и затолкал внутрь. Парень сунул мне в лицо дуло, велел молчать и заявил: дождемся муженька. Я начала было возражать, он ткнул меня пистолетом так, что чуть с ног не свалил… Я ужасно боялась, что проклятая штуковина выстрелит произвольно. Думала, вечность прошла, пока ты вломился…
– Обстоятельный доклад… А теперь приступим к умствованию. Откуда он узнал?
– Узнал… О чем?
– Обо всем.
Я раздраженно помотал головой:
– Вспомни, мы “поженились” несколько часов назад. И в нескольких сотнях миль от Эль-Пасо, в Богом забытом мексиканском захолустье нас караулит человек, отлично об этом осведомленный. У Чарльза что, частная служба новостей имеется?
– Мы ведь не на собственном аэроплане прилетели, – возразила Глория. – Он мог украдкой следить за бракосочетанием, а потом ринуться вдогонку.
– Ничуть не бывало. Иначе прекрасно понял бы: субъект, которого он берет на мушку – отнюдь не тот, который стоял у алтаря в Эль-Пасо. Не тот, который катил по городу в кадиллаке. Даже если Чарльз подстерегал неподалеку от церкви, спутать Буффа Коди со мной он уже не мог.
– Верно… Знал о свадьбе, но принял тебя за настоящего Горация…
– Значит, если не был в Эль-Пасо и не получил весточки от почтового голубя, то как же узнал, куда мчаться и где именно подстерегать? За нами никто не следил; агент, вызванный мною в Дугласе, объявил, что “хвоста” не замечено. И сам я время от времени в зеркальце посматривал – никого за спиной! Вопрос: неужто Мэйсон Чарльз – ясновидящий?
Глория нахмурилась.
– Куда ты клонишь… Гораций?
– Парень знает до неприличия много. Знает, что мы поженились, и место для засады выбрал с толком. Откуда знает, а?
С минуту Глория безмолвствовала.
– И еще, – произнесла она, облизнув губы, – откуда он разнюхал, что ты… что дядя Буфф подстроил убийство моего отца и Миллисент Чарльз?
– Уверена в этом?
– Почему бы и нет? Ведь подсылал же он ко мне… как ты выразился? Молодцев, наводящих ужас. Хотел жениться, убить и прикарманить семейное состояние. А для этого надо было сперва устранить папу… Я не сомневаюсь!
– Хорошо. Думай, что хочешь, но прилюдно изволь с жаром опровергать подобные клеветнические измышления и грязные наветы. Ни одному слову из порочащих дядюшку… виноват, супруга, россказней ты не веришь и верить не собираешься. Понятно? В противном случае наша мнимая свадьба делается начисто необъяснимой.
Глория слабо улыбнулась.
– Дорогой Гораций, давай исходить из того, что мы оба – существа, наделенные разумением.
– Поясни.
– Ты считаешь меня избалованной техасской сучонкой, своенравной и капризной. В придачу – трусливой, шарахающейся от огнестрельного оружия, словно от чумы, дозволившей страхом понудить себя к замужеству. Конечно, для такой операции больше бы сгодилась бой-девка, умеющая драться, точно бешеная, и палить с обеих рук… Нет, погоди, позволь окончить… Я тоже не высокого мнения о твоей особе. Во всяком случае, была невысокого. Считала тупым, жестоким, обожающим стрельбу самцом; из тех, кого не выношу и на понюх.