Он и сам на свое естество любовался,
И народ отраженьем его любовался.
1010 А пока он не сделал такого зерцала,
Красота его людям добра не давала.
А теперь от красы сам изведал он прок,
И смотревших красою он радовать мог.
Поразмысли и ты: сердце — это зерцало,
Чтобы в нем красота отраженьем мерцала.
Сердце — как бы зерцало в обители тела,
Чтобы зренье твое шахский облик узрело.
Только ежели зеркалу блеск не придать,
Падишах тот не явит свою благодать.
1015 Лишь тогда красоту ты увидишь в зерцале,
Если дух свой к тому подготовишь вначале.
Сколько в зеркале будет сверканья и блеска —
Столько в нем отражений проявится резко.
Как-то раз Искандер ввел обычай забавный —
Самому быть послом своей воли державной.[98]
Так Симурга, привыкшего к славе и высям,
Сделал он как бы голубем — носчиком писем.
Вот в какое-то царство приехал он сам,
А повел себя, как подобает гонцам.
1020 Искандеров указ возвестил он исправно,
А ведь сам Искандером и был он, — забавно!
Речь свою по повадкам послов возгласил он,
Сам указ свой — из собственных слов — возгласил он.
Кто же знал, что вот он-то и есть Искандер?
Что гонцом сам принес свою весть Искандер?
Дал он ход повеленьям своим и указам
И поведал все то, что таил его разум.
И средь тысяч людей не постиг ни единый,
Что за образ таится под этой личиной!
1025 Кто о шахе болтать небылицы готов,
Внял бы лучше потайным значениям слов.
И когда птицы поняли вещее слово,
Стал им внятен смысл тайны под сенью покрова.
Стали птицы посланцами цели высокой,
Как бы слиться с судьбою сумели высокой.
Теплой дружеской речью согрел их вожак,
Неприкаянных — дружбой с собою сопряг.
Но вопросом опять зазвучали их крики:
«К-эй, в законах вожденья искусник великий!
1030 Мы — несчастная стая, и нет у нас силы,
Наши души ослабли, тела наши хилы.
Долг велик, путь далек, бедам — нет и числа,
Как же сделать, чтоб цель наша верной была?»
И сказал им Удод, приступая к ответу:
«Вот что должно вам ведать про истину эту.
Вам в дороге любовь — всем основам основа.,
Для влюбленных невнятны ни разум, ни слово.
Тот, кто верен в любви, смерть того не страшит,
И бесчестие веру его не страшит.
1035 Если нужно, то верный во имя кумира
Может с жизнью расстаться, отречься от мира.
И для преданных жизнь — лишь преграда для блага,
Словно путь пресекли им глубины оврага.
Тот един лишь, кто душу и тело забыл,
Ум, безверье и веру всецело забыл.[99]
Пламень верности жизнь и вселенную губит,
И бесчестье, и веру — все тленное губит.[100]
Тот, кто верен, не знает ни славы, ни срама,
Отрешен от людей, отрешен от ислама.[101]
1040 Верность издавна страсти и тяготы жгли,
Словно молнии, жгущие тело земли.
Кто был верен и в страсти был предан мученьям,
Смертный час ему будет от мук избавленьем.
Кто к кумиру любви устремленье имеет,
Для него разве горе значенье имеет?
Верность в мраке ночей рдеет пламенем бед,
Скорби мира дают ей немеркнущий свет.
Скорбь и горе — то пламенной страсти примета,
А без них сердце радостью мук не согрето!»
1045 О слагающий песнь! Спой нам горестным ладом!
Кравчий! Счастье мне будет губительным ядом![102]
Чашу горя мне дай и недуг подари,
И душе участь горестных мук подари!
Выпью чашу — и жизнь свою разом забуду,
Веру в бога, рассудок и разум забуду.[103]
Дом неверия лучшим из мест я признаю,
Повяжу я зуннар, даже крест я признаю.[104]
Захмелев в кабачке, позабуду я честь
И, спаливши Коран, стану идолов честь.[105]
1050 Я в чертоге любви свою веру порушу,
От стыда и от чести избавлю я душу.[106]
Буду в колокол бить непотребным я звоном,[107]
Перед идолом ниц, дам я волю поклонам.
вернуться
Искандер — Александр Македонский (356— 323 до н. э.), великий полководец, сказания о котором чрезвычайно популярны у народов Ближнего Востока, Средней Азии.
вернуться
Тот един лишь, кто душу и тело забыл, Ум, безверье и веру всецело забыл. — Речь идет о главном суфийском постулате, согласно которому истинное единение с богом («возлюбленным») возможно лишь на основе полной отрешенности от всего внебожественного — от собственного эмпирического бытия, от сует земного существования, даже от религии в ее внешнем, обрядовом проявлении.
вернуться
Пламень верности жизнь и вселенную губит, И бесчестье, и веру — все тленное губит. — См. примеч. к бейту 1037.
вернуться
Тот, кто верен, не знает ни славы, ни срама, Отрешен от людей, отрешен от ислама. — См. примеч. к бейту 1037.
вернуться
...Кравчий! Счастье мне будет губительным ядом! — Обращения к кравчему (виночерпию) обычны в суфийской поэзии как образное взывание к тому, кто поит хмельным напитком любви к богу в суфийском ее понимании. В этом бейте и в последующих (1046—1052) «конспективно» излагаются все те бедствия, которые претерпевает герой следующей за этим отрывком притчи (бейты 1053—1567).
вернуться
...Веру в бога, рассудок и разум забуду. — См. примеч. к бейту 1037.
вернуться
Дом неверия лучшим из мест я признаю, Повяжу я зуннар, даже крест я признаю. — Дом неверия — обобщенный образ молитвенных заведений у немусульман: капища язычников-идолопоклонников, зороастрийских огнемолелен, христианских церквей и монастырей. Зуннар — кожаный, волосяной или грубошерстный пояс, ношение которого было обязательно для последователей зороастрийской религии и для христиан в качестве внешнего отличия их от мусульман. В литературе зуннар — символ отречения от ислама.
вернуться
Захмелев в кабачке, позабуду я честь И, спаливши Коран, стану идолов честь. — Кабачок — образ все того же «дома неверия» (см. примеч. к бейту 1037), связанный со всеми пороками, которые считались чуждыми исламу, — винопитием, поклонением огню, в котором сгорает даже Коран, идолопоклонством.
вернуться
Я в чертоге любви свою веру порушу, От стыда и от чести избавлю я душу. — Этот бейт содержит двоякий смысл, вводимый автором, по всей вероятности (если учитывать содержание последующей притчи, — см. примеч. к бейту 1045), сознательно: с одной стороны, «чертог любви» явно включен в -контекст окружающих бейтов (1045—1052) и приравнен к «дому неверия» (см. примеч. к бейту 1048), с другой — здесь говорится и о любви к богу в суфийском смысле, т. е. об отрешении от внешних проявлений веры (см. примеч. к бейту 1037). Герой последующей притчи шейх Санан (см. примеч. к бейту 1053) постигает истинную любовь, т. е. любовь к богу, через преодоление максимально возможного для суфия грехопадения.
вернуться
Буду в колокол бить непотребным я звоном, Перед идолом ниц, дам я волю поклонам. — Здесь опять говорится об атрибутах безверия. См. примеч. к бейтам 1048—1049.