Ночь покрыла весь свет темнотою обложной,
Словно темень безверия — замок безбожный.
1145 Мрак за теменью пал, и слепой и немой,
И пришельцев окутало черною тьмой.
И остались пришельцы в земле нечестивых,
Не земля — горы бед там зияют в извивах.
И для шейха настал день великой печали, —
Люди ночи столь темной вовек не видали.
Небо скрылось под пологом бедствий и мук,
Словно гвозди на нем — точки-звезды вокруг.
. Слезы неба текли, едким дымом пролиты,
Чадным облаком, в выси гонимым, пролиты.
1150 И тогда небеса без движенья застыли,
Словно горы — в могучей и скованной силе.
Небо пленникам бедствий страду принесло,
И большую, как горы, беду принесло.
И сокрылась вселенная в гибельных кручах,
Пали вниз миллионы каменьев горючих.
Очи неба слезинками звезды роняли,
Словно плача о шейхе в жестокой печали.
Этот плач — поминанье о людях земных,
Темень черных одежд — это траур о них.
1155 Шейх повержен, и попран, и сломлен бедою,
Изнемог он, измученный долей худою.
Гнетом страсти давим, в униженье убогом
На земле он лежал перед мрачным чертогом.
Страсть сожгла ему душу и тело огнем,
Вера в бога в неверье горела огнем.
В море слез он тонул, в муках жажды тяжелых:
Пламень сердца из уст вырывался, как всполох.
Страсть любви ему все пеленою затмила,
Мраком ночи ему все земное затмило.
1160 Сто негаданных бедствий послал ему рок,
И несчастный сквозь слезы рыданий изрек:
«Что ни миг, то несчастье и новая кара,
И за что мне, о небо, суровая кара?
Ты сгубило покой мой и страстью смутило,
Сотня огненных бедствий меня поглотила.
Светом солнца сначала ты грело мой взор,
А потом плен и мрак мне послало в позор.
Да и только ли мрак овладел небесами?
Самый лик естества измарало ты в сраме.
1165 Ад сокрыл всю вселенную клубами дыма,
Пламя ада — души моей жаром палимо.
О аллах! Это что за ненастная ночь?
Где бывала такая несчастная ночь?
Я изведал немало несчастий ночами,
Но не видел таких я напастей ночами.
То не ночь — это сумрак, извергнутый адом,
Или — стоны небес мир окутали чадом.
Да не ведает ночь эту боле никто,
Да не знает подобной неволи никто.
1170 Начинать ли про муку ночную рассказы,
Иль о днях моих бедствий начну я рассказы, —
Чувства в теле, желанья, рассудок и разум
За завесою страсти сокроются разом!
Всех желаний, что жгли меня ранее, нет,
Только в муках любви им скончания нет!
Я и сил не найду в моем немощном теле,
Чтобы эти рыданья они претерпели.
Голове моей как притерпеться к ударам,
Не поддаться каменьям печали и карам?
1175 Где глаза —лунный лик созерцать без конца,
Не ослепнув от солнца такого лица?
Где мой лик — рухнуть ниц перед светлым порогом
И припасть, словно к шаху, в смиренье убогом?
Руки где, чтобы в грудь мне вонзили каменья,
И посыпали голову прахом смиренья?
Где мой разум, способный себя соблюсти
И угрозам безумия встать на пути?
Где мой ум — объяснить бы все сущее толком
И разбитое сердце собрать по осколкам?
1180 Где терпенье, чтоб немощи мог побороть я,
Вновь срастить мою печень — куски и лохмотья?
Муку несть — где во мне хоть в помине душа?
Нет ее, ведь мертва и поныне душа!
Где же сердце мое — кровь проталкивать в жилах?
Как и душу, его отыскать я не в силах.
Этот путь мне бедою из бед обернулся,
Да такой, что уж хуже и нет, обернулся.
Лучше б я не родился и не был бы жив,
Чем познать эту жизнь, столько мук пережив!
1185 Лучше б молния с неба бедою слетела,
И следа не оставив от бренного тела!
Помогите, внемлите души моей крику,
Не щадите, убейте меня — горемыку.
Да не ведает мир стыд деяний моих,
Да не слышит никто стон рыданий моих.
О друзья, разрубите мне тело и кости,
И сожгите, и пепел мой по ветру бросьте!
И не знал бы я в мире стыда посрамленья,
Лучше раз умереть, чем стократ за мгновенье».
1190 Изумясь его бедам, рыдали друзья,
Стали кровью рыдать от печали друзья.
И они, состраданием к горю согреты,
Стали шейху наказы давать и советы.