— Ветер! Твоя жена…
Не только ветер, нас даже сидящая на чердаке мышь не могла услышать.
— Давай громче, — предложил Адыл.
— Легко сказать — громче. А кто потом будет подставлять затылок под затрещины? Твоя матушка далеко, а моя близко. Кричи сам.
— Ладно, — согласился Адыл и разинул рот шире казана, в котором матушка варит плов: — Ветер! Твоя жена умерла, бери кетмень и беги-и!
Теперь старик-ветер, кажется, услышал: верхушки карагачей ожили.
— Летит! — обрадовался я.
— Ты что?! — испугался Адыл. — Что ты делаешь?
— Жду ветра.
— Зачем кричишь? Или затылок давно не чесал.
— A-а… Ладно, держи змей, а я побегу.
Распустив нитку, я кинулся к другому концу крыши.
Порыв ветра подхватил бумажного змея и поднял вверх. Поднял и тут же бросил. То ли сил у него не хватило, то ли змей ему не понравился.
— Рано побежал, — сделал заключение Адыл.
Я рассердился:
— Не рано, просто ты плохо звал. Не услышал тебя ветер.
— Как же не услышал, если верхушки карагачей закачались. Растерялся он, узнав о смерти жены, не знает, куда бежать, — в степь пли в город, на закат или на восход солнца. Сначала к нам подался, не нашел жену и полетел обратно…
— Это ты выдумал, — отверг я объяснение Адыла. — Ничего такого не бывает.
— Бывает. Мне отец рассказывал… Ветер подобен человеку. Ему кричат о несчастье — он верит и спешит с кетменем к тому, кто первый окликнул его, чтоб узнать, где жена. Тронул верхушки карагачей — они зашумели, спрашивая нас. А мы ответить не можем. Вот он и начинает метаться во все стороны. Мечется и носит наших змеев.
С удивлением и интересом слушал я своего друга. Мне и в голову не приходило, что ветер, подобно нам, может горевать, испытывать утрату, совершать какие-то поступки. И главное — он верит глупым, ничего не значащим словам, которые выкрикивают мальчишки.
— Что же, он больше по вернется? — спросил я огорченно.
— Обязательно вернется. Поищет в другом мосте и снова придет сюда… Смотри, карагачи опять зашумели.
И верно. Едва окрашенные зеленью ветви качнулись, стали тянуться к западу, словно их кто-то гнал туда. Летел ветер.
Я что есть духу побежал навстречу порыву. Змей тотчас взвился над крышей и набрал высоту. Моток ниток в моих руках быстро раскручивался, удаляя от меня бумажный квадрат.
Что может сравниться с радостью, охватившей меня. Будто не змей, а я поднимался в небо. Выросли крылья, расправились, и на них плыл я в синеве. Ветер бил мне в грудь, шумел, кружился, и силы мои оттого множились, крепли. Уже не страшна высота, ничего не страшно, только сердце сжимается в восторге.
Я летел и пел песню. Нашу незамысловатую детскую песенку. Пел где-то в небесах, далеко-далеко от земли. Настолько далеко, что не видел ни крыш, и дувалов, ни деревьев. Все исчезло. Говорят же, обретший крылья не чувствует под собой ног. Они шагали, мои ноги, торопились, чтобы поспеть за крыльями, добрались до края крыши. Еще шаг и… я оказался в пустоте.
Меня поджидала внизу беда: падал я с высокой крыши. По судьба смилостивилась надо мной. Путь к земле преградила балка, выступавшая над чердаком; за эту балку и зацепилась моя рубаха. Надо же было такому случиться — и балка высунулась, и рубаха оказалась широкой и крепкой. Повис я над улицей.
Так я висел, словно лягушонок в клюве аиста, а внизу собирался народ. Целая толпа. И в этой толпе моя матушка. Все шумят, и больше всего она. Причитает, плачет.
Кто-то, наиболее опытный и мудрый, подает совет мне:
— Не шевелись.
— Но оглядывайся.
Да я и сам боюсь шелохнуться. У меня хватает сообразительности но принимать никаких мер к собственному спасению.
— Хорошо, что рубашка твоя крепкая, — слышу я голоса из толпы. — Выдержит.
— Сейчас поднимется Мумиджан и снимет тебя.
Мне все равно, кто придет на помощь, лишь бы этот момент наступил скорое. Висеть на балке, зная, что твоя жизнь зависит от старой рубахи, по так-то приятно. Главное, страшно.
Наконец Мумиджан взобрался на крышу. Но едва он попытался дотронуться до меня, как снизу снова послышались крики:
— Погоди! Не касайся рубахи, она может лопнуть!
— Сначала поставь ноги на балку!
— Э-э! Лучше взять его снизу. Умурзак, сними свой халат, мы растянем его под чердаком…