— Нам не хватает сыновей медников, кузнецов, кожевенников и башмачников, — выпалил я.
— Это что же — все уважаемые люди?
— А как же! Трудовой народ. Новая школа создана для трудового народа.
— Хош… — задумчиво покачал головой башмачник. — Вы, значит, за Шерали пришли?
— Да.
— Но он посещает медресе. В двух школах мальчишка учиться не может. Ему бы одну одолеть…
— Зачем же в двух? В одной… Медресе — школа тьмы, заблуждения, — пустил я в ход взятые у учителя Хатама слова. — А новая школа — школа света и правды. Учиться в ней — счастье!
— О, какие слова ты выучил в своей школе! Может, ты и считать умеешь?
— Умею.
— Хош… Скажи тогда, сколько кавуш я стачаю за неделю, делая в день по три?
— Если будете работать все семь дней, то двадцать один кавуш. Но вы мусульманин и в святую пятницу отдыхаете, значит, восемнадцать кавуш. Как раз на девять человек.
— О-о, да ты считаешь, как эмирский казначей.
Глаза башмачника подобрели, он посмотрел на нас с удивлением.
Не очень радостно, но и не строго как прежде.
— А ваш Шерали считать, наверное, не умеет? — ехидцей спросил Сафар.
— Не умеет.
— И газету читать не может?
— Не может.
Я расхрабрился.
— Вот видите, медресе — школа тьмы и невежества. Человек в ней делается слепым…
— Опять ты произносишь свои умные слова… Не пугай меня. Кому хочется иметь слепого сына?
— Никому, — подтвердил я. — Да и сам Шерали не хочет оставаться во тьме. Ему надо прозреть, увидеть свет жизни…
Башмачник оставил свои кавуш с воткнутым в подошву шилом и стал думать. Не знаю, все ли башмачники так долго думают, или только отец Шерали, но пока он решал вопрос, нужно ли его сыну увидеть свет жизни, у меня занемели ноги. Желая избавиться от немоты и поторопить заодно башмачника, я переступил с одной ноги на другую.
— Хош, — изрек наконец башмачник. — Не хочет, значит, мой сын оставаться во тьме?
— Не хочет, — в один голос ответили мы.
— И об этом он сказал вам?
Каверзный вопрос задал башмачник. Шерали, конечно, выразил желание пойти в новую школу и даже похвалил ее, но о свете жизни не заикался. Не было у него таких слов. К тому же, беседуя с нами на улице, он как бы обошел отца и тем нарушил существовавший в мусульманских семьях порядок. Задав вопрос, башмачник глянул не на нас с Сафаром, а на своего сына.
У Шерали от страха глаза полезли на лоб. Надо было спасать товарища. Первым на помощь бросился Сафар.
— Не говорил! — объявил он твердо.
— Пе говорил, — поддержал я чиканака.
— Откуда же вы узнали о его желании?
Спасать так спасать, — Сафар пустился на хитрость.
— Догадались, — выпалил он без запиночки.
Хитрость нашу раскусил башмачник, не понравилась она ему. Насупившись, он стал с остервенением выдергивать шило из кавуша.
— Хо-ош… — процедил он сердито. — А может, догадка ваша пустая. Не хочет Шерали выйти из мрака.
Мы повернулись к Шерали и стали старательно подмигивать ему, мол, признавайся, что хочешь выйти из мрака. Говори!
Однако заробевший Шерали не принимал наших советов. Он таращил свои большие глаза на отца и молчал.
— Хочет, хочет! — за товарища ответил Сафар-чиканак.
— Птица, намереваясь крикнуть, открывает клюв, — с усмешкой заметил башмачник. — А рот моего сына замкнут, словно на нем висит замок.
Сафар принялся кивать, подавая этим пример Шерали. Но ничего не действовало на этого истукана Шерали. Он ии говорил, ни кивал.
— Вот, — вытянул шило из кавуша башмачник и снова вогнал его в подошву. — Не хочет сынок мой выйти из мрака. Пустой оказалась догадка. Пора вам домой, сыночки, родители наверняка заждались вас.
Ничего нам с Сафаром не оставалось, как поклониться башмачнику и оставить его дом.
Проходя мимо Шерали, Сафар-чиканак незаметно погрозил ему кулаком. Мне тоже хотелось это сделать, даже стукнуть хотелось бестолкового Шерали по затылку — не мог рта раскрыть, когда решалась его судьба.
За калиткой Сафар-чиканак повторил уже сказанное прежде.
— Трус этот Шерали. Такие не нужны в новой школе…
Я согласился. В самом деле, зачем учить ребят, у которых нет ни желания, ни смелости? Какой с них толк? И отец хорош, запугал мальчишку, тот боится слово сказать при нем.
Однако мы поторопились осудить башмачника и его сына.
Не сразу, не на следующий день, и даже не на этой неделе, явился все же Шерали в нашу школу. Было это неожиданно и удивило всех.