Теперь отец чаще бывал дома, и я чаще слышал его разговор с матерью. При мне, конечно, они не особенно распространялись, но ведь существовали в доме и особенно во дворе всевозможные загородки, стены, углы. Из-за этих укрытий я и вел наблюдение за старшими. Постепенно интерес к волкам и всей истории с ними угас, его сменило любопытство к тому, что произносили вполголоса или шепотом.
Вполголоса обычно говорили о войне и каких-то законах или указах.
— Николай собирается взять в солдаты мусульман, — сказал как-то отец.
Матушка всплеснула руками:
— Вай, вай!
— Но губернатор Туркестана отсоветовал ему, — продолжал отец тихо. — Им, говорит, доверять оружие нельзя. Пусть лучше помогают воевать с германом хлебом, мясом, маслом, хлопком…
— Хороший человек этот губернатор, — заключила матушка.
— Хороший, не хороший, а рассудил умно. Так-то царю выгоднее — сейчас ему нужны не солдаты, а хлеб и одежда. В городах, говорят, голод, да и армию кормить надо…
— Да, да, — согласилась матушка. — Однако от кого вы все это узнали?
— Ха! Есть сведущие люди. — Отец еще более понизил голос.
— От Мирзы Хашима. Он каждый божий день читает газету в своей лавке.
Матушка удивилась:
— Газета? А что такое газета?
— Э-э, ну как тебе сказать! Ну, лист бумаги, на котором записывают все новости. Поняла?
Понятливости матушке не надо было занимать ни у кого: она легко догадалась, как выглядит газета. Вот только неясным было отношение Хашима к этому листку.
— И что же, эту бумагу посылают лавочнику Мирзе?
Вопрос поставил отца в затруднительное положение.
Он не поинтересовался у людей, каким образом газета оказывается в руках лавочника. Да это его и не занимало. Главное — новости.
— Да, видимо, так, — решил он.
— Про налог зерном и мясом тоже сказал Мирза Хашим?
Отец кивнул:
— Именно. В листке все написано.
— А сколько солдат у русского царя и сколько у германа, не спросили?
В глазах отца выразилось крайнее недоумение:
— Зачем тебе это знать?
— Как зачем! Раз вы платите налог, то должны поинтересоваться, у какого царя больше солдат, кто из них выиграет войну.
Довод, кажется, убедил отца. Он задумался.
— Пожалуй, за такой вопрос могут в зиндан посадить. Разве царь объявляет, сколько у него солдат? Такую тайну в темном мешке хранят… Впрочем, народ толкует, что герман сильнее Николая.
— Что это за народ?
— Э-э!.. Парод и народ, какая разница… Без ветра верхушки деревьев не качаются, идет слух… Наше дело ловить да помалкивать… Оставь свои речи, ташкентская, они до добра не доведут.
Сказал это отец строго и даже оглянулся, словно боялся, что кто-то чужой может услышать.
Так я узнал о существовании тайны. Оказывается, были слова, произносить которые запрещалось, они касались царя и войны. И не только запрещалось, из-за них могли посадить человека в зиндан.
А отец говорил. И матушка говорила. И все это я слышал собственными ушами. Ко мне попала тайна, беречь которую было страшно. И еще страшнее было обронить ее случайно, потерять. Если найдет кто из царских слуг — неминуемо наказание…
Да, я стал старше в тот год. И не потому, что вырос, а потому, что многое узнал.
Время цветения тюльпанов
В тот год зима никак не хотела покинуть мир. Задувала ветрами, засыпала снегом. Джизак продрог, как овца в ветхом кутане.
— Хоть бы бог смилостивился над нами, — сокрушалась матушка. — Ведь не всем тепло, не у всех сандал топится.
— Сорок дней терпела, потерпишь и сорок первый. Больше прожито, меньше осталось. После ахман-дахмана придет садпок, а потом и твой савр…
Почему отец назвал савр материнским, я не знал. Для меня это было просто время цветения тюльпанов, время, когда все кругом зеленеет, поднимается к солнцу, когда можно угорелым телком носиться по первой траве, купаться в ней, как в речке.
— И люблю саврский дождь, — вмешался я в разговор старших. Мне очень хотелось выразить свою радость.
— К лицу ли несмышленому ягненку подавать свой голос на совете отца с матерью? Сиди и слушай, если хочешь что-нибудь узнать.
Я прикусил язык и поглубже залез под сандал.
Отец все же пояснил:
— Два дождя хамала не стоят одного дождя савра. Саврский дождь кормит бедняка весь год…
— Да сбудутся ваши слова, — закивала головой матушка. — Хоть бы всевышний не обошел бедных. Если к войне еще и вторая беда прибавится — погибнем все…