Выбрать главу

Октябрьская погода нынче выдалась очень уж нехороша, дожди не переставали, но сегодня прояснилось на считанные часы, лужи не успели просохнуть, однако сверху не лило, и он шел пешком.

Великая смута и неразбериха водворились на Руси, думал Бубнов, шагая по Владимирскому, тускло освещенному электричеством, — у подъездов уже выходили караулить, с ружьями, обитатели. Все перемешалось, перепуталось... Власть Советам — и долой «собачьи и рачьи советы». Защитим Питер — и «слава богу, если он падет». Долой войну — и «как прикажут господа союзники». Земля народу — и нет, извините, муниципализация земель. Только республика, подлинно демократическая, — и призыв не отвергать «законного наследника престола». Агитки Демьяна Бедного — и лирические вздохи символистов. «Хвосты» за четвертушкой ржаного — и очереди у подъезда Мариинки, где танцевала Карсавина и пел Шаляпин. Солдатские митинги — и евангелические собрания. Красная гвардия — и спиритические сеансы. На фронте братание, дезертирство, неповиновение офицерам — и «вперед, в атаку, за отечество, мать вашу перетак!». Разруха, паралич транспорта, инфляция, распад экономических связей — и ночные рестораны, дамские декольте, позументы, лакированные сапоги, фраки, шампанское, «пир во время чумы». Большевистская партия с тех пор, как вышла из подполья, выросла в пятнадцать раз, в ней теперь более трети миллиона, — и «все большевики во главе с Лениным — германские шпионы». И партии, партии, партии — непосвященный голову сломает, чтобы хоть запомнить: «октябристы», кадеты, трудовики, эсеры правые и левые, «меньшевики-интернационалисты», «Единство» — всяческие масти, всяческие оттенки, но едины в одном: все против нас, а мы — напролом, а мы — наперекор, а мы возьмем власть не сегодня-завтра, и мы не только возьмем, но и удержим ее, господа и квази-«товарищи»!

Вчера, по совпадению, получил два письма — от Фрунзе и от Куйбышева, отрывочные, наспех набросанные, но все-таки главное сказано. Миша, откомандированный с фронта в Шую, сообщает, что в Иваново-Вознесенске и всех ближних промышленных центрах Советами безраздельно руководят большевики, фактически установлена диктатура пролетариата и даже в городской думе потеснили меньшевиков и эсеров. Что ж, отлично, Миша, рад за своих земляков... У Валериана же, в Самаре, там было посложней: до конца сентября эсеры и меньшевики препятствовали созданию Красной гвардии, однако и там их одолели, недавно провели губернский съезд, в исполком вошли старые знакомцы Андрея — Масленников, Милонов и еще один новичок, Митрофанов, ну и он сам, Куйбышев, — готовимся взять власть. Превосходно, Валера... О положении в Москве подробно рассказывал Георгий Ломов-Оппоков, там тоже все в порядке, в нашу пользу... Да, все в порядке. А вот Маруся, она ведь тоже в Москве, не пишет, и давно. Как ни прикинь, а не получилась их семейная жизнь. То ли помешало вечное «кочевье»... Да нет, разве мало примеров, когда не сделались помехой ни ссылки, ни аресты. И Свердловым, и Подвойским, и тем же «Ильичам», как их зовут по-домашнему. С Марусей что-то другое, а что — разве поймешь. В политической ситуации легче разобраться, чем в себе самом. Быть может, просто не было настоящей любви, а была потребность в любви и чувство товарищества, принятое за любовь? Как знать, Андрей... Вот завершим революцию — станем разбираться в личном... Но когда это случится? За нашей революцией неминуемо последует мировая...

Промчался лихач с фонариками, дутые шины разбрызгивали воду, Бубнов свернул на Звенигородскую. Голова не переставала болеть, но есть захотелось. Хорошо бы сейчас настоящего, крепкого чайку, да где там. У хозяйки, правда, припрятаны запасы, но не для него. И хорошо бы выспаться вволю, но завтра — заседание ЦК. Судя по всему, решающее. И надо к нему подготовиться, обдумать все до мелочей. Ленин, вероятнее всего, на заседание придет.

В Лесновско-Удельнинскую районную думу, где назначили заседание ЦК, трястись на трамвае было черт те знает сколько, но деньги были на исходе, извозчика Бубнов не взял. Впрочем, имелась в трамвайном «путешествии» своя выгода: успеет просмотреть купленные утром газеты.