С помощью своих приспешников Гапон скрылся во время расстрела и бежал за границу.
11 января Трепов был назначен генерал-губернатором Петербурга с диктаторскими полномочиями. Первым делом он приказал арестовать членов депутации от интеллигенции, приходивших к Витте и Святополку-Мирскому с просьбою о предотвращении расправы над рабочими. Арестованы: Гессен, Арсеньев, Кареев, Пешехонов, Мякотин и другие. Горького схватили в Риге несколько позднее. «Либеральный», по мнению государя, Святополк-Мирский через неделю уволен в отставку.
Николай II принял в Царском Селе 34 рабочих, специально подобранных полицией, и, как писал Ленин, произнес «полную казенного лицемерия речь об отеческом попечении правительства и о прощении преступлений рабочих».
«По улицам постоянно проезжают патрули казаков... Электричества и газа нет. Аристократические дома охраняются группами дворников... На Невском были столкновения народа с войском. В толпу опять стреляли...» (Ленин).
Начались стачки в шестидесяти шести городах России.
Началась революция.
Андрей Бубнов уехал в Иваново-Вознесенск. Он понимал: его место сейчас там. Он там нужнее, чем в Москве.
Глава вторая
Зеленый вагон третьего класса — их так и называли: «зеленые», в отличие от желтых и синих, предназначенных для «чистой публики», — на каждые два открытых купе полагалась одна стеариновая свеча, она висела в застекленном простенке, читать при таком тусклом свете было невозможно, оставалось одно — спать, притулившись к переборке. Усталый донельзя Андрей так и сделал. Было шумно, дымно, а он все-таки спал. Оттиск прокламации он положил в задний карман брюк, чтобы ненароком не вытащило жулье.
Явился он домой, не послав депеши; дом пребывал в унынии: хворал папенька, мучился ишиасом, ни горчичники, ни мушки не помогали, потогонные средства тоже. Сергей Ефремович исхудал, в свои сорок девять лет выглядел стариком и повел себя по-стариковски: не придирался, как бывало, не петушился, а каким-то отходящим голосом говорил: дескать, сынок, — никогда так не обращался раньше — тебе вот двадцать два скоро минет, мужчиною стал, но это еще не возмужание, оно придет к годам тридцати пяти, а еще через десяток лет окончательно жизненный опыт обретешь, больше уж ничего нового для себя не узнаешь, будут лишь подтверждения известного... К чему это папенька, Андрей не смекнул, но было ему жалко: худой, простреленный болями, хотелось его как-то приласкать, утешить, но Андрей этого делать не умел...
Ту же неумелость ощутил он, побывав у другого «старика» — Афанасьева. И он лежал в постели: схватило печень, отбитую когда-то в тюрьме. И кашлял вдобавок непрерывно, при каждом приступе кашля хватался за печень — там отдавалось болью. Но Бубнова не спроваживал и листовку, привезенную из Москвы, прочитал со всем тщанием.
«Пролита святая кровь тех, кто захотел добиться для народа хлеба и свободы. Эта кровь петербургских рабочих. Они хотели лично поговорить с царем о своих делах... Царь вместо себя выслал на площадь войска, напутствуя их словами: «Стреляйте в эту сволочь». Московские рабочие... выходите на улицу с оружием в руках... Помните, что в случае сильного движения в Москве к вам присоединятся рабочие Орехово-Зуева и Иваново-Вознесенска... Помните, что за вас вся интеллигенция, вся учащаяся молодежь, одним словом, за вас весь русский народ».
Неспроста выделили наш город особо, сказал Отец, есть к тому поводы...
И в самом деле, Иваново-Вознесенск, город и безуездный даже, в России занимал место особое, пожалуй исключительное.
В конце прошлого века в государстве жило 128 миллионов человек. Из них рабочих — около двух миллионов. Значит, примерно полтора процента. Запомним.
Сравним со столицей. Всего населения — 1267 тысяч. В том числе рабочих — 75 тысяч. Этак процентов шесть.
А Иваново-Вознесенск? Из 54 тысяч — 24 тысячи пролетариев. Чуть ли не половина.
Имеет значение такая цифирь? Безусловно. Да еще какое, думал Андрей.
Неспроста в прокламации Московского большевистского комитета говорилось о том, что иваново-вознесенцы поддержат вооруженное восстание или другие протесты.
Городской партийный центр 16 января собрал всех заводских и фабричных организаторов. Огласили только что подготовленную листовку:
«Товарищи! Петербургские рабочие проливают свою кровь за освобождение рабочего класса. Неужели вы, товарищи, будете молчать в такое время! Нет, вы пойдете за нами, социал-демократами». И снова требования восьмичасового рабочего дня, повышения заработной платы, создания комиссий от рабочих и хозяев для урегулирования взаимоотношений.