Что происходит?
Спустившаяся спустя несколько секунд женщина была совершенно неуместна в этом доме, как акула в детском бассейне. Мэг автоматически оценила ее. Лаконичная дизайнерская одежда — джинсы и блузка. Светлые волосы, уход за которыми, вероятно, стоит несколько сотен долларов, если не больше. Ярко-красная помада, неброский дневной макияж. Она словно с серебряной ложкой во рту родилась, от нее веяло богатством, но она им не хвасталась. Ее движения были уверенными, она явно игнорировала напряжение, исходящее от Галена и Тео при ее виде. Мэг прикинула, что ей около сорока пяти, хотя вполне могло быть и больше, если учесть те деньги, которая она вкладывала в свою внешность.
Ничто так и не объяснило ей реакцию мужчин.
Алексис подошла к Тео и расцеловала его в обе щеки, проигнорировав его холодную реакцию на этот жест.
— Так много времени прошло, Теодор. — У нее был небольшой немецкий акцент, придававший ее словам приятную легкость.
— Со всем уважением, но мы здесь не для того, чтобы наверстывать упущенное. Ты сказала, что поможешь.
— Конечно. — Она посмотрела на Мэг ярко-голубыми глазами и неестественно улыбнулась, в ледниках было бы теплее, чем ее выражение. — Моя милая, ты здесь.
Гален крепче прижал Мэг, словно хотел в любой момент оттащить ее. Он застыл, пока Алексис осматривала повязку на руке Мэг. Женщина нахмурилась:
— Неплохая работа. Я бы сказала, что горжусь, но помню твое отношение к комплиментам.
— Алексис, — остановил ее Тео.
— Сюда. — Она прошла через гостиную по короткому коридору туда, где, вероятно, находилась спальня или рабочий кабинет. Там стояла кровать, все остальное было незнакомо. Кровать напоминала больничную, а не место для сна, повсюду медицинское оборудование. Мэг избегала больницы изо всех сил, пока не доходила до критического состояния. Обслуживание дорогое, а работа барменом не приносила никаких социальных преимуществ. Если было нужно, она обращалась в Нью-Йоркскую поликлинику университета. Требовался чрезвычайный случай, чтобы Мэг согласилась на лечение.
Гален положил ее на кровать и сжал ее руку. Затем он встал напротив двери. Тео подтащил стул с другой стороны больничной кровати, очевидно, таким образом, он мог беспрестанно следить за женщиной, предложившей им помощь. Их связывало прошлое, но, черт возьми, у Мэг не было сил разобраться в этом.
Алексис измерила давление, пульс и температуру, проверила реакцию глаз.
— Переливание не требуется. — Она натянула перчатки и разбинтовала повязку, ее прикосновение было точным и осторожным, несмотря на вспыхивающие смешинки в ее глазах. — Тео всегда разводит драму на пустом месте, уверена, ты уже поняла это. — Она выбросила бинты в ближайший мусорный бак и обследовала рану. — Нужно промыть рану, чтобы убедиться, что в ней не осталось осколков. Будет чертовски больно, но позже поблагодаришь меня за это.
Мэг кивнула, собираясь с силами. Большая ладонь накрыла ее поврежденную руку, она оглянулась и увидела Тео. Он слегка улыбнулся ей, поддерживая.
— Все будет хорошо.
— Конечно, все будет хорошо. Я самый лучший врач в южной половине страны. — Она щелкнула пальцами, привлекая внимание Галена. — Мне нужен физраствор. Верхний ящик.
Он едва не прорычал в ее адрес пару отборных слов, но достал бутылку раствора и передал ей. Алексис вытащила большой пинцет, ее темная бровь выгнулась от удивления.
— Тебя нужно держать или ты справишься?
Нужно ли, чтобы кто-то держал меня?
Мэг прочистила горло.
— Я сама.
— Будь по-твоему. — Она обработала руку Мэг физраствором, смывая засохшую кровь, затем обработала еще раз. — Постарайся не кричать мне в ухо. — Потом она стала чистить рану.
Мэг отвернулась. От боли комната стала расплывчатой и слишком яркой, желудок взбунтовался. Она стиснула зубы, сдерживая рвущиеся стоны раненого животного, готовые сорваться в любой момент с ее языка. Вместо этого она крепко стиснула ладонь Тео, сжимая ее до тех пор, пока не впилась пальцами в кости, боль немного утихла.
Алексис исследовала руку, пока не извлекла из раны три маленьких осколка. Еще несколько минут изучила порез и удовлетворительно кивнула.
— Швы нет необходимости накладывать, и дураку понятно. — Она выбросила окровавленные перчатки в мусорку, взяла новую пару и чистые бинты. На протяжении всего процесса выражение ее лица оставалось неизменным. Как будто она сидела за чашкой чая или в книжном клубе или слушала чересчур скучный разговор.