— Чем могу помочь?
Администратор начинает говорить еще до того, как я вхожу в дверь. У нее пронзительный и раздражающий голос — острое и болезненное напоминание о скрежещущих ногтях по доске. Ее волосы убраны назад так туго, что лицу ничего не остается, как улыбаться. Губы накрашены ярко-красным, как у голливудской звезды. Мне хочется вручить ей бумажную салфетку и сказать, что парни в Голливуде не клюнут на такую помаду, потому что это слишком очевидно.
Но я этого не делаю. Я не здороваюсь и даже не улыбаюсь ей. Мне просто хочется подняться в свой номер и, может, немного поспать.
— Мне нужно заселиться, — говорю я ей.
Я протягиваю ей водительские права и жду. Пока она вносит мое имя в компьютер, мои пальцы барабанят по стойке. Каждый раз, когда она смотрит на меня и улыбается, мне хочется отступить назад. Кто-то просто обязан ей сказать, что на ней слишком много макияжа и что, если она затянет волосы еще туже, то облысеет.
— А мистер Вестбери случайно не ваш отец? Он мой преподаватель политологии, — спрашивает она с блеском надежды в глазах.
Я отрицательно качаю головой, хотя, возможно, ответ тут положительный. Да я и не знаю, потому что он не разговаривал со мной с тех пор, как я бросил колледж.
— Ох, как жаль. Он действительно отличный преподаватель.
— Вам повезло, — говорю я.
На мое отсутствие энтузиазма ее лицо остается невозмутимым.
— Если вам что-то понадобится, просто дайте мне знать, — говорит она снова своим пронзительным, надоедливым и очень детским голоском.
Она кладет на стойку карту-ключ и просит меня заполнить регистрационный бланк на транспортное средство. Я указываю только необходимую информацию, избегая марку и модель своего мотоцикла. Им не к чему это знать.
Я беру карту-ключ и направляюсь к лифту. Войдя внутрь, я смотрю на карточку и вздыхаю. Я на шестом этаже, самом последнем у них, но не последнем для себя. Придется пойти на это, всего лишь на короткий срок. Я здесь только для того, чтобы попрощаться с Мейсоном и чуть-чуть посмотреть на нее, прежде чем вернуться к своей жизни.
В коридоре воняет. Это первое, что я замечаю, выйдя из лифта. А еще уродливый дурацкий ковер, застилающий коридоры. Ненавижу запах застоявшегося сигаретного дыма. Я влетаю в свой номер и бросаю сумку на одну из двуспальных кроватей. Я подхожу к раздвижным стеклянным дверям, распахиваю толстые темные шторы и гляжу на огни Бомонта. Щелкаю задвижкой и открываю дверь, выходя на прохладный воздух.
Звук разбивающегося стекла заставляет меня посмотреть налево. И тут же об этом пожалеть, потому что где-то вдалеке стоит водонапорная башня, на которую мы с Мейсоном и еще несколькими ребятами забирались после наших игр. Мы брали с собой ящик пива, оставляли девчонок внизу и смотрели, кто завалится спать с пустыми бутылками в моем грузовике.
— Похоже, кто-то продолжает нашу традицию, — говорю я сам себе.
— Мейс, спускайся сюда. Мне одиноко, — кричит ему Кейтлин.
Нашего и смеха девушек достаточно, чтобы в воздухе постоянно стоял шум.
— Я люблю тебя, детка, — кричит Мейсон в сложенные рупором ладони.
— Я женюсь на этой девчонке, и мы заделаем самых красивых детишек.
Мы начинаем смеяться, но я знаю, что это правда. Кейтлин ходит по краю, а Мейсон переживает. Мне знакомо это чувство. Я смотрю вниз и вижу силуэт своей девушки, стоящей возле моего грузовика. Я ревную к своей университетской куртке, потому что та накинута ей на плечи. Но такова традиция.
— Я знаю, приятель, — говорю я, хлопая его по спине.
— Двойная свадьба, — кричит он, когда я выплевываю пиво в воздух.
— Чувак, ну ты и пижон. Ты же не собирался заикаться о свадьбе и прочих таких вещах, — говорит Джерад, прежде чем осушить бутылку пива.
Мейсон пожимает плечами.
— Когда любишь кого-то, ты просто это знаешь.
Ничего не остается прежним, но все могло остаться таким же, как было запланировано. Мейсон не должен был умереть. Во всяком случае, это должен быть я. Потому что я нарушил план.
Я снова вхожу в комнату, закрываю дверь и задергиваю шторы. Когда я смотрю на постель, та насмехается надо мной, говоря мне, что я незваный гость. Она не хочет меня, как и я — ее.