Его руки на моих бедрах напрягаются.
— Каким дерьмом? — Я кладу руки ему на грудь, пытаясь игнорировать свое возбуждение. Нам нужно поговорить об этом, но вместо этого я лучше бы полежала с ним в постели.
— Хождением вокруг да около. Я делал это с того момента, как мы встретились. Давал тебе время исцелиться. Тебе это было нужно, знаю, но ты продолжаешь загонять меня в эту гребаную френдзону, а я никогда не хотел этого. Однако я боялся, что это был единственный способ удержать тебя в своей жизни. Я был готов пойти на это, чтобы иметь хотя бы маленькую часть тебя, а ничего вообще.
— Ты не хотел быть моим другом?
Он делает глубокий вдох, а это значит, что он пытается найти правильные слова. Или, может быть, он теряет терпение.
— Нет. Я не занимаюсь любовью со своими друзьями, Люси. Чертовски уверен, что не трахаю их без презервативов и не пытаюсь жениться на них.
Мое лицо вспыхивает от жара. Его слова могут быть грубыми, но они настоящие. Я открываю рот, но не могу произнести ни слова.
— Я люблю тебя. — Он обхватывает мое лицо своими большими руками. — Я торопился с этим дерьмом о женитьбе, потому что я так сильно этого хотел. Потому что хотел тебя больше всего на свете. Всегда хотел, и я больше не могу заниматься этой «дружеской» хренью. Ты моя, Люси. В каждой гребаной поездке. Друзья — ничто по сравнению с тем, что я чувствую к тебе.
Перед глазами встают слезы. Так долго я желала, чтобы он сказал эти слова.
— Родственные души, — шепчу я. Вот кто мы. Я думаю, что на каком-то уровне знала это с самого начала. Я сразу подружилась с ним. С того момента, как мы встретились, рядом с ним мне было легко. Даже делить горе. Он забрал все плохое себе и исцелил меня. — Почему в ту ночь, когда я пыталась поцеловать тебя, ты остановил меня?
— Ты была пьяна. А мне хотелось, чтобы ты запомнила наш первый поцелуй. — Я растворяюсь в нем. Конечно. Уайет — хороший человек. — Похоже, что у кого-то начинает складываться картинка. — Он улыбается, выглядя таким же красивым, как всегда.
— Жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять это.
— Пока ты здесь, это все, что имеет значение. — Он поднимает меня со своих колен, усаживая на диван. Я смотрю, как он соскальзывает вниз, опускаясь на одно колено. Затем Уайет вытаскивает коробочку из кармана, и я закрываю лицо руками, стараясь не разрыдаться.
— Люси Лу.
Я медленно опускаю руки, чтобы увидеть кольцо, которое он держит в руках. Гигантский блестящий розовый бриллиант. Идеально подобранный для меня.
Размер кольца полностью соответствует Уайету.
— Ты выйдешь...
— Да! — Я бросаюсь на него, не успевая дослушать его речь, и целую везде, куда могу дотянуться губами. Он перекатывает нас, прижимая меня к полу.
— Дай мне свою руку, — приказывает он доминирующим тоном, которым всегда пользуется в спальне. Я поднимаю руку, чтобы он надел кольцо мне на палец. Идеально. — Ты и наша семья всегда будете на первом месте. Для меня никогда и никто не будет так важен. — Он говорит последние слова так, потому что мой Уайет знает, что у меня все еще есть шрамы, оставленные отцом. Возможно, он и не собирался быть моим другом, но реальность такова, что связь, которая связывало нас ещё тогда, позволяет нам глубже узнать друг друга.
— Я люблю тебя, Уайет. Больше, чем когда-либо любила что-либо за всю свою жизнь.
— Я тоже люблю тебя, моя прекрасная жена.
— Пока нет. — Я ухмыляюсь, заставляя его зарычать. — Но скоро.
— Очень скоро, — клянется он, скрепляя это поцелуем.
Уайету никогда не была нужна жена. Он всегда нуждался во мне.
Эпилог
Уайет
— Кристал, не могла бы передать мне муку?
— Не думаю, что это выглядит правильно. — Моя дочь смотрит на тесто на столешнице. — Все не так.
— Я в точности следовал инструкциям Иден.
— Знаю, но думаю, что оно должно быть гладким и мягким, а не таким, как сейчас. Это ведь настоящий камень. — Она стучит кулаком по тесту.
— Оно станет мягче, как только испечется.
— Папа, ты великолепен в юриспруденции, но в готовке лучше доверится профессионалам. Почему бы просто не купить булочки в «Эдеме»?
— Мамины булочки самые лучшие, — вторит мальчик с каштановыми волосами, сидящий рядом с моим старшим, Дре. Голова Дре спрятана в его фартуке. Когда он сосредоточен на чем-то, его не затронет даже землетрясение.
— Видишь? — говорит Кристал.
— Что еще сказал бы Лиам? Что еда его мамы — отстой? Это предвзятое мнение, и поэтому я не придаю ему большого значения.
— О Боже, папа, мы не в зале суда, и никто никогда не говорил, что еда в Эдеме — отстой, — говорит Кристал.
— По крайней мере, никто не сказал этого, потому что не выжил, чтобы рассказать об этом, — шутит Лиам. Кристал, мой пятнадцатилетний ангел, на полсекунды встречается взглядом с Лиамом, прежде чем схватить муку и кинуть ее через прилавок. Нужно быть слепым, чтобы не распознать юную влюбленность между ними. Интересно, как сильно Иден возненавидела бы меня, если бы я убил ее сына?
— Не надо, — предупреждает Кристал мягким, низким тоном, который слышу только я.
— Не надо, что?
— Не делай того, о чем думаешь. Лиам — друг семьи, и это все.
— Лучше ему оставаться просто другом, — предостерегаю я.
— Просто испеки, наконец, булочки. — Она вытирает руки о широкий фартук, который накинула на шею, и объявляет:
— У меня перерыв. Вернусь через пятнадцать минут.
— Эй. — Я хватаю ее за завязки фартука и оттаскиваю назад, прежде чем она успевает убежать. — Только не покупай новые булочки. Все получится, обещаю. — Она скептически смотрит на мои усилия и говорит: