Это чертов разносчик цветов.
— Элси Портер? — спрашивает он, стоя за сетчатой дверью.
— Можешь сказать ему, что здесь нет никого с такой фамилией, — говорю я Анне.
Проигнорировав меня, подруга впускает разносчика.
— Спасибо, — благодарит она его.
Он отдает ей огромный белый букет и уходит. Анна закрывает дверь и кладет букет на стол.
— Восхитительные цветы. Хочешь знать, от кого они? — Она берет карточку, не дожидаясь моего ответа.
— Их прислали на свадьбу или на похороны? — спрашиваю я.
Подруга некоторое время молчит, глядя на карточку.
— На похороны. — Она тяжело сглатывает. Нехорошо было с моей стороны просить ее произнести это вслух. — Они от Лорен и Саймона. Поблагодаришь их или мне самой это сделать?
Мы с Беном ходили на двойное свидание с Лорен и Саймоном. Как мне после этого с ними встречаться?
— Сделаешь это за меня? — спрашиваю я.
— Сделаю, если ты хоть что-нибудь поешь. Как насчет блинчиков?
— Ты можешь всем позвонить? Всех известить? Не хочу сообщать об этом сама.
— Составь список, — отвечает Анна и гнет свою линию: — А ты поешь блинчиков.
Я соглашаюсь съесть эти треклятые блины. Если не полить их кленовым сиропом, они совершенно безвкусные. Думаю, что смогу запихнуть в себя что-то, лишенное вкуса. Составление списка же — глупость. Анна знает всех, кого знаю я. Они и ее друзья тоже.
Подруга хватает миски и ингредиенты, сковородки и спреи. Всё получается у нее быстро и споро. Всё дается ей с легкостью. Мне же кажется, что каждое мое движение может стать последним в моей жизни. Анна берет блинную муку так, будто та ничего не весит, будто это не самая тяжелая пачка на свете.
Она сбрызгивает кулинарным спреем сковородку и зажигает конфорку.
— Значит, на повестке дня у нас два дела, и оба не радостные.
— Уху.
Налив тесто для первого блина в сковороду, Анна разворачивается ко мне, держа у бедра измазанную в жидком тесте кухонную лопатку. Пока подруга говорит, я смотрю на эту лопатку. Капнет тесто на кухонный пол или нет?
— Первое — это работа. Что ты будешь делать? Я звонила им в понедельник, объяснила ситуацию и отпросила тебя на несколько дней, но… что ты будешь делать дальше?
Если честно, я даже не помню, почему стала библиотекарем. Книги? Серьезно? И это моя страсть?
— Не знаю, смогу ли туда вернуться, — отвечаю я.
— Ясно. — Анна снова поворачивается к плите. Тесто капает на пол в самую последнюю секунду, когда я уже решаю, что этого не дождусь. Оно образовывает маленькую кляксу у ног подруги, но та этого не замечает.
— Но я должна выйти на работу, — добавляю я, — потому как не купаюсь в деньгах.
После окончания университета при приеме на работу мой оклад был выше, чем у многих моих сверстников, но зарплату повышали крайне редко, и мне теперь едва хватает на жизнь. Не в том я положении, чтобы бросать работу.
— А что насчет денег... — Анна не заканчивает вопроса. Неудивительно. Я лишь в мыслях позволяю себе задать этот вопрос.
— Он скопил достаточно большую сумму, — отвечаю я. — Но я не хочу брать его деньги.
— Разве он не хотел бы, чтобы ты ими воспользовалась?
Блин готов, и подруга подает его мне вместе с маслом, кленовым сиропом, вареньем и сахарной пудрой. Я отодвигаю их в сторону. При одной только мысли о том, чтобы съесть что-то сладкое, я чувствую во рту горечь.
— Не знаю, но… мне кажется, что, взяв его деньги, я поставлю себя в неловкое положение. Мы были женаты всего ничего. Его семья даже не слышала обо мне. Да и не хочу я, чтобы на меня сейчас куча денег свалилась. Хотя и не куча это вовсе. Просто Бен скопил больше, чем я. Он мало тратил.
Анна пожимает плечами.
— Тогда, может быть, позвонишь своему боссу и договоришься с ним о своем возвращении. Ты же решила вернуться?
Я киваю.
— Ты права. Нужно ему позвонить. — Но не хочется. Как долго я смогу просидеть дома, прежде чем они уволят меня? Будет очень некрасиво с их стороны уволить вдову, уволить скорбящую женщину, но, не позвонив, я не оставлю им другого выбора.
— По поводу оповещения остальных…
Анна переворачивает блин, который, я надеюсь, готовит для себя. Я сказала, что поем, но два огромных блина засунуть в себя не смогу. Мне едва удается впихнуть внутрь ту дрянь, что лежит передо мной.
— Да уж, ты сразу взяла быка за рога, — замечаю я.
Подруга выкладывает блин на другую тарелку. Хороший знак. Значит, будет есть его сама. Если бы она готовила его для меня, то положила бы в мою тарелку, так ведь?
— Я не собираюсь на тебя давить. Просто, как по мне, чем дольше ты будешь с этим тянуть, тем тяжелее с этим будет разобраться потом. Твои родители, какими бы сложными ни были ваши отношения, должны знать о случившемся и о том, что происходит с тобой последние дни.
— Хорошо, — соглашаюсь я. Она права.
Анна садится рядом, намазывает свой блин маслом и поливает его сиропом. Я потрясена тем, что в такое время у нее есть аппетит, что она не забыла о таких вещах, как еда и удовольствия.
Я вытираю подбородок и кладу салфетку на стол.
— Кому, ты хочешь, чтобы я позвонила первой? Давай сразу разберемся с этим дерьмом.
— Вот это моя девочка! — опускает вилку Анна. — Сразу берет жизнь за яйца!
— Боюсь, это сейчас не про меня. Я просто хочу скинуть с себя всю эту хрень, чтобы потом уйти к себе в комнату и остаток дня проплакать.
— Но ты стараешься! Ты делаешь всё возможное.
— Наверное, ты права.
Я беру телефон. Смотрю на подругу, вопросительно приподняв брови, затем перевожу взгляд на мобильный в руке.
— Сначала позвони на работу. — Отвечает Анна на мой взгляд. — С этим полегче будет. Просто деловой разговор и никаких эмоций.
— Мне нравится, что ты думаешь, будто в разговоре с моими родителями будут присутствовать эмоции.
Я набираю номер и жду. На звонок отвечает женский голос. Я узнаю Нэнси. Я люблю Нэнси, она замечательная женщина, но когда она произносит: «Библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакса, справочная. Чем я могу вам помочь?», я нажимаю отбой.
ЯНВАРЬ
Технически библиотека в день Мартина Лютера Кинга была закрыта, но я согласилась поработать. В выходные кучка народу — скорее всего старшеклассники или подростки-бунтари помладше — устроили в секции «Мировые религии» полный раскардаш. Что они только не делали с книгами. Поскидывали их на пол, запрятали в другие секции, засунули под столы, переставили в невообразимом порядке.
Мой начальник Лайл был убежден, что это самый настоящий террористический акт, призванный заставить нас здесь, в библиотеке Лос-Анджелеса, задуматься о роли религии в современном обществе и ее влиянии на власть. Я же склонялась к мысли, что это безобидное дурачество — секция «Мировые религии» находится в самой дальней части зала, у стены, поэтому скрыта из вида. Я не раз подлавливала в библиотеке сладкие парочки, и все они обжимались именно там.
В этот день никто больше на работу не вышел, но Лайл сказал, что если я приду и приведу в порядок секцию, то он даст мне выходной в любой другой день. Его предложение пришлось мне по душе, тем более что Бен в этот день тоже работал. Мне нравится раскладывать книги в алфавитном порядке. Чудно, да? Тем не менее, это так. Люблю книги, в которых есть правильные и неправильные ответы, книги, по которым можно сделать все идеально. Такие редко можно найти в разделе гуманитарных наук. Обычно они связаны с науками точными. Знаете, за что я обожаю алфавит и десятичную систему Дьюи? За объективные стандарты в необъективном мире.
Мобильная сеть в библиотеке ловится плохо, и так как помещение пустовало, день выдался необыкновенно спокойным — день, проведенный в моем собственном мире.