— Это для вас? — показал Бен на книгу.
— О нет. Для моей правнучки. Боюсь, я слегка подрастерялся в этой секции. Но так как этот роман занимает целую полку, полагаю, он довольно популярен. — Мистер Каллахан держал в руке фантастическую франшизу. Такие книжки привлекают детей, даже если оказываются скучными и бессодержательными, поэтому ругать их я не могу. Однако мистер Каллахан выбрал третью часть из серии, и у меня возникли подозрения, что он не понял, что на полке стоит серия из четырех книг в похожих обложках. Наверное, его подвело зрение, и все книги показались ему одинаковыми.
— Это третья часть, — заметила я. — Вам найти первую?
— Будьте добры, — отозвался он.
Бен осторожно высвободил книгу из его руки.
— Если позволите, мистер Каллахан. — Он поставил книгу на место и прервал мои поиски первой части. — Я категорически против книг о вампирах, влюбляющихся в юных дев. Читая подобные книги можно подумать, что быть закусанным до смерти — это своеобразная форма любви.
Я удивленно взглянула на Бена.
— Что? — смутился он.
— Нет, ничего.
— В любом случае, — продолжил он, обращаясь к мистеру Каллахану, — я не уверен, что такая книга окажет положительное влияние на вашу правнучку. Вы же, наверное, хотите, чтобы она выросла уверенной в том, что способна на многое, а не только на то, чтобы сидеть дома и мечтать о живом мертвеце.
— Вы абсолютны правы, — ответил мистер Каллахан.
Наверное, сам он вырос как раз уверенный в том, что женщины должны следовать за мужчинами, сидеть дома и штопать им носки. Теперь же, немало пожив на свете и со временем изменив свои взгляды, он хочет для своей внучки другого — утвердить ее в мысли, что если она того не желает, то ни в коем случае не должна сидеть дома и штопать носки. За долгую жизнь можно очень многое повидать и передумать. А мистер Каллахан прошел через те времена, о которых я только читала.
Бен взял со стенда с новинками книгу в ярко-синей обложке.
— Вот. Такая же популярная, но в десять раз круче. В ней есть любовь, но она второстепенна, главное тут — развитие персонажей, и я вас уверяю, вы этих персонажей полюбите. Девочка в этой книге — героиня. Не хочу спойлерить, но готовьте носовые платки.
Мистер Каллахан с улыбкой кивнул.
— Спасибо. Вы спасли меня от нагоняя, который бы мне потом обязательно устроила ее мама.
— Это, правда, очень хорошая книга, — убеждал Бен. — Я за два дня ее прочитал.
— Можно оформить мне ее выдачу, Элси? Или… как это сделать, если вы закрыты?
— Просто верните ее через три недели, мистер Каллахан. Это будет нашим секретом.
Улыбнувшись мне, мистер Каллахан запрятал книгу под куртку, как какой-то воришка. Пожал Бену руку и пошел домой. Когда он вышел за дверь, я повернулась к Бену.
— Ты читаешь подростковые книги?
— У всех свои заскоки. Не думай, что я не знаю, что на завтрак ты пьешь диетическую колу.
— Что? Как ты об этом узнал?!
— Я очень внимательный и мозговитый. — Он постучал указательным пальцем по своему виску. — Теперь, когда ты знаешь мой самый сокровенный и постыдный секрет — что я читаю книжки, написанные для малолетних девчонок, — я всё еще нравлюсь тебе? Мы пойдем на свидание, или ты решила меня бросить?
— Вот уж нетушки, ни за что тебя не отпущу, — схватила я его за руку.
Зазвонил телефон, Бен подбежал к столу и поднял трубку:
— Библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакса, справочная. Чем я могу вам помочь? — надменно произнес он. — Нет, простите. Мы сегодня закрыты. Спасибо. До свидания.
— Бен! — воскликнула я. — Это было непрофессионально!
— Пойми меня правильно, я не мог доверить это тебе.
ИЮНЬ
— Что это было? — спросила Анна, доедая свой блинчик.
— Я… я запаниковала. Не была еще к этому готова.
Я снова набираю номер.
— Библиотека Лос-Анджелеса, отделение Фэрфакса, справочная. Чем я могу вам помочь? — Опять Нэнси.
Нэнси — пышка в возрасте. По профессии не библиотекарь. Она лишь помогает нам в справочной. Нет, нехорошо говорить так о ней. Нэнси не просто помогает нам. Она выполняет кучу работы и со всеми добра. По-моему, Нэнси никому не сможет сказать что-то неприятное или дурное. Она из тех людей, с которыми возможны добрососедские отношения. Но при этом она искренна и бесхитростна. Мне всегда казалось, что одно противоречит другому.
— Привет, Нэнси. Это Элси.
Громков вздохнув, она тихо произносит:
— Мне очень жаль, Элси.
— Спасибо.
— Я даже не могу себе представить…
— Спасибо, — обрываю я ее. Если она продолжит в том же духе, то я снова нажму на отбой. Свернусь калачиком и зальюсь гороховыми слезами. — Там Лайл рядом? Мне нужно поговорить с ним о моем возвращении на работу.
— Конечно, конечно. Секундочку, милая.
Лайл отвечает через несколько минут, и его ответ подобен урагану. Наверное, ему еще неприятнее вести этот разговор, чем мне. Никто не хочет быть на месте человека, который в подобной ситуации должен разглагольствовать о моих обязанностях.
— Послушай, Элси. Мы всё понимаем. Бери столько времени, сколько тебе нужно. У тебя накопилось достаточно и отпускных дней, и больничных, и дней, что ты работала сверхурочно, — выпаливает он, желая быть любезным.
— А сколько мне полагается мой-муж-умер дней? — спрашиваю я, пытаясь разрядить атмосферу, пытаясь сделать так, чтобы все перестали чувствовать неловкость. Но все ее чувствуют, и шутка падает в воздух, точно в воду бревно. Между нами повисает пауза размером с автобус. — Спасибо, Лайл. Думаю, для меня будет лучше побыстрее вернуться к ежедневной рутине. Жизнь ведь продолжается, да? — Чушь. Пустая болтовня. Жизнь не может продолжаться. Просто именно эти фразочки люди говорят друг другу, услышав их в одной из дневных телевизионных передач. Для меня больше жизни не существует. И не будет существовать. Ничего не будет продолжаться. Однако тем, кто не живет в долине горя, не нравится слышать такое. Им нравится слышать, что ты «оживаешь». Они хотят говорить своим сослуживцам, тем, с кем ты перебрасывался парой слов, поднимаясь на лифте на работу, что ты «хорошо держишься». Что ты «железная леди». Самые грубоватые из них хотят сказать, что ты — «стойкая стерва» или «несгибаемая сучка». Я не такая, но пусть думают что хотят. Так всем будет легче.
— Рад это слышать. Просто скажи, когда выйдешь.
— Похороны завтра утром, в выходные я бы предпочла отдохнуть. Как насчет вторника?
— Вторник? Замечательно, — говорит он. — И… Элси?
— Да? — Поскорее бы трубку положить.
— Пусть земля ему будет пухом. Никто не знает, что нам уготовил бог.
— Уху, — отвечаю я и нажимаю на отбой.
Впервые за всё это время кто-то упомянул при мне бога, и у меня возникло острое желание свернуть Лайлу его жирную шею. Это грубо и бестактно — напоминать мне о боге. Так же, как бестактно рассказывать подружке, как ты повеселилась на вечеринке, на которую та не была приглашена. Бог покинул меня. Так что не надо тыкать меня носом в то, как благосклонен он к тебе.
Я кладу телефон на кухонный стол.
— С одним звонком покончено, — говорю я. — Можно мне перед другим принять душ?
Анна кивает.
Я иду в ванную и встаю под струи воды. Меня мучают вопросы, с чего начать следующий разговор и к чему он может привести. Родители предложат прилететь ко мне сюда? Это было бы ужасно. Или они даже не подумают подобное предложить? Это было бы еще хуже.
В дверь стучит Анна, и я выключаю воду. Уверена, она думает, что по своей воле я никогда не выйду из ванной, а я не хочу, чтобы подруга волновалась обо мне еще больше, чем волнуется сейчас. Я в состоянии вытащить себя за шкирку из этого чертова душа. Пока в состоянии.
Я накидываю на себя халат и беру телефон. Если не сделаю этого сию секунду, то не сделаю вообще, так что хватит оттягивать этот момент.