Я заказала салат Капрезе и диетическую колу. Когда Бен заказал себе блюдо из макарон и бокал Пино-Нуар, я вспомнила: это же винный бар!
— О, уберите из заказа диетическую колу. Мне того же, что и ему.
Официантка забрала наши меню и отошла от столика.
— Необязательно брать вино, если не хочешь его пить, — сказал Бен.
— Будучи в Риме, веди себя как римлянин! — ответила я.
Вскоре нам подали бокалы, наполовину наполненные темно-красным вином. Улыбаясь друг другу, мы поводили ими у себя под носом, ничегошеньки не смысля в дегустации.
— Ах, — вздохнул Бен, — я чувствую легкий аромат ежевики и… — Он сделал маленький глоток напитка в неспешной, сдержанной манере дегустатора, — здесь присутствует древесная нотка?
— Ммм. — Подыгрываю я, с деланно задумчивым видом перекатывая на языке глоток вина. — Очень древесная. И очень насыщенная.
Мы разразились смехом.
— Точно! — воскликнул Бен. — Забыл про насыщенность. Ценители вин любят это словечко. — Он отпил из своего бокала. — Если честно, для меня всё вино — одинаковое.
— Для меня тоже, — согласилась я, потягивая свое. Однако должна признаться, что хоть и не могу рассуждать о дубильных веществах, различных нотках или о чем там еще рассуждают люди, разбирающиеся в винах, Пино-Нуар показался мне восхитительным на вкус. Во всяком случае, после нескольких глотков.
Нам как раз подали наш заказ, когда зазвонил мобильный Бена. Бен переключил его на голосовую почту. Я принялась за салат, а Бен — за макароны, когда телефон зазвонил снова. И снова Бен проигнорировал звонок.
Не выдержав, я поинтересовалась:
— Кто это?
— Девушка, с которой я встречался некоторое время назад. — Судя по его тону, ему не хотелось отвечать на этот вопрос. — Она звонит иногда, когда напьется.
— Еще же рано.
— Она… как бы это правильней сказать… Тусовщица. Вежливо так назвать девушку?
— Наверное, это зависит от того, что ты под этим словом подразумеваешь.
— Она — алкоголичка. Поэтому я перестал с ней встречаться.
Бен сказал это так буднично и спокойно, что я несколько опешила. Всё это показалось бы мне глупостью, если бы не было так серьезно.
— Она звонит мне время от времени. Скорее всего, напилась и хочет секса.
— Ах вот как, — отозвалась я. В глубине души зашевелилась ревность. Я чувствовала, как она потихоньку начала подниматься на поверхность.
— Я сказал ей, что уже не один. Поверь мне. Меня самого это нехило нервирует.
— Ясно. — Ревность уже обжигала мне кожу.
— Ты расстроилась?
— Нет, — беззаботно ответила я, словно и правда ни капли не расстроилась. Зачем я так ответила? Почему не сказала правду?
— Расстроилась.
— Нет.
— Ты злишься.
— Я не злюсь.
— Злишься. Ты покраснела и говоришь со мной сквозь зубы. А значит, злишься.
— Да откуда ты знаешь?
— Оттуда, что я внимательный.
— Ладно, — наконец сдаюсь я. — Просто… мне это не по душе. Ты встречался с девушкой — с которой, будем говорить без обиняков, спал — и мне не нравится, что она звонит тебе, чтобы снова с тобой переспать.
— Я понимаю. И согласен с тобой. Я просил ее перестать мне названивать. — В его голосе нет раздражения, но он будто защищается.
— Знаю. Я тебе верю, просто… Слушай, мы договорились с тобой о том, что эти пять недель будем единственными друг у друга, но если ты не хочешь…
— Что? — Бен давно забыл о своих макаронах.
— Ничего. Не важно.
— Не важно?
— Когда ты видел ее в последний раз? — Зачем я задала этот вопрос? Чего хотела им добиться? Я не знаю. Не нужно задавать вопросов, на которые не хочешь услышать ответы. Никогда этому не научусь.
— А это имеет значение?
— Я просто спросила.
— Незадолго до того, как встретил тебя, — ответил Бен, пряча глаза и потягивая из бокала вино.
— Насколько «незадолго»?
Бен смущенно улыбнулся.
— За день до того, как мы познакомились.
Мне захотелось перегнуться через стол и свернуть ему шею. Без всякой разумной на то причины. Но в тот момент мыслить здраво я не могла. В лицо бросилась кровь. Легкие полыхнули огнем. Мне хотелось кричать на Бена, обвинять его в том, что он поступил нехорошо, хотя он не сделал ничего плохого. Совершенно ничего. И ревновать его было бессмысленно. Просто я желала верить в то, что Бен — мой. Что никто не вызывал у него улыбку, кроме меня, что ни одна женщина не вызывала в нем страстного желания к ней прикоснуться. Внезапно звонившая девушка обрела в моем сознании облик. С длинными черными волосами. В красном платье. Под ним — черные шелковые трусики и лифчик. Очевидно, комплект. Фантазия подсказывает, что у нее плоский живот. Что она любит быть сверху. И вместо того, чтобы признать, что я ревную, вместо того, чтобы сказать правду, я судорожно ищу причины для обвинения Бена.
— Мне сложно поверить в то, что ты на самом деле отталкиваешь ее. Женщина не будет названивать снова и снова, зная, что ее отвергнут.
— Я что, виноват в том, что она напилась?
— Нет.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь ни одной девушки, которая настолько уверена в своей привлекательности, что просто не слышит «нет»?
— То есть, теперь ты говоришь, что эта девушка красотка? — с вызовом спрашиваю я.
— Да это-то тут при чем?
— Значит, так и есть.
— С чего ты вдруг стала комплексовать?
Какого. Хрена.
В этом не было необходимости. Я могла бы остаться за столиком. Могла бы доесть, попросить Бена отвезти меня к нему домой и остаться у него на ночь. Я могла бы много чего сделать. Вариантов было достаточно. Но в ту секунду мне казалось, что у меня только один выход — надеть куртку, тихо обозвать его козлом и уйти.
Лишь оказавшись под дождем без парковочного талона, я начала осознавать, что могла поступить по-другому. Я видела Бена через окно ресторана. Как он оглядывается в поисках официанта. Как подзывает одного из них и протягивает ему деньги. Как надевает куртку. Я стояла под холодным дождем, дрожа и думая, что скажу Бену, когда он выйдет ко мне. Я чувствовала себя идиоткой. И понимала, что мой идиотизм затмил недалекость Бена.
Я видела через окно, как направляясь к входной двери, Бен достал мобильный. Экран его телефона опять загорелся. В третий раз за десять минут Бен перенаправил звонок на голосовую почту, и я снова разозлилась. Ревность — мерзкая штука. И, испытывая ее, я ощущала себя мерзкой.
Бен распахнул дверь, и на меня дохнуло теплом. Дверь захлопнулась, и мне вновь стало холодно.
— Элси…
По тону Бена было непонятно, будет ли он сокрушаться, защищаться или сердиться, поэтому я его оборвала:
— Слушай, — я поплотнее запахнула куртку и повысила голос, чтобы меня было слышно за шумом мчащих по лужам машин, — я сейчас не очень хорошо собой владею, но офонареть можно от того, что ты мне сказал!
— Ты не можешь просто взять и уйти из этого гребаного ресторана прямо посреди ужина! — закричал он в ответ.
Никогда не слышала, чтобы он так кричал.
— Я могу делать всё, что…
— Не можешь! Ты не можешь наказывать меня за то, что случилось до того, как я встретил тебя, и не можешь наказывать меня за то, что Эмбер…
— Не произноси при мне ее имени!
— Это ерунда какая-то! Если бы ты знала, что я думаю о тебе и что думаю о ней, то не делала бы из мухи слона. — Он давился словами оттого, что в рот ему попадали капли дождя.
— И что это значит? Тебе не кажется, что если бы ты был на моем месте, то…
— То я бы ревновал, да. При мысли о том, что другой парень прикасается к тебе, или ты… прикасаешься к нему. Да. Я бы ревновал.
— Видишь?
— Но я бы не бросил тебя в ресторане посреди ужина, оставив переживать.
— Да ладно тебе. Ты и не переживал.
— Переживал, Элси. Очень.
— Из-за чего? Что, по-твоему, могло случиться?
— Не знаю! — воскликнул он, снова повысив голос.
Я так замерзла. Дождь так шумел.