— Это не одно и то же, — ответил он. — Мы с мамой очень близки. Я всё время болтаю с ней, просто почему-то не хочу говорить ей о тебе.
К этому временя я уже была достаточно уверена в том, что владею сердцем Бена, чтобы понять, что дело не во мне.
— Что, по-твоему, мешает тебе это сделать? — спросила я, доедая спагетти. Водянистые и невкусные.
Бен положил сэндвич на тарелку и вытер с ладоней муку. Откуда, елки-палки, на дорогих «деревенских» сэндвичах мука?
— Не знаю. Думаю, частично то, что она, конечно, будет счастлива за меня, но и забеспокоится… эм…
— Забеспокоится? — А вот теперь я начала сомневаться, не во мне ли дело.
— Я неверное слово подобрал. После смерти отца я проводил с мамой много времени.
— Это естественно.
— Да. Я волновался за нее. Хотел, чтобы с ней был кто-то рядом. Чтобы она не была одна.
— Конечно.
— А потом, время шло, и я решил, что ей нужно дать шанс самой встать на ноги. Встретить другого мужчину, начать новую жизнь. Ну, знаешь, так сказать, покинуть родительское гнездо.
Я тихо хмыкнула, рассмеявшись в душе. Какой еще сын будет помогать своей маме покидать родительское гнездо?
— Но она не сделала этого.
— Мы все разные, Бен.
— Знаю. Но прошло уже три года, а она всё еще в том доме, одна. После смерти отца мама занялась переделкой внешнего вида дома. Может, хотела чем-то себя занять? Не знаю. Она получила деньги по страховому полису. Закончив с домом, она принялась за передний двор. Как будто не могла остановиться. Как будто должна была ежесекундно быть чем-то занята. Но она почти ничего не изменила внутри дома. Там всё так же, как было при отце. Везде его фотографии. И она всё еще носит обручальное кольцо. Она не хочет двигаться дальше.
— Хм.
— Боюсь, то, что я встретил тебя — потрясающую девушку, идеальную для меня… боюсь, мама слишком тяжело это воспримет. Боюсь, она почувствует себя брошенной или… посчитает, что я спешу… В доме не осталось ничего, что бы она могла изменить. И у меня такое чувство, будто она вот-вот… сломается, — горько закончил он.
— Ты чувствуешь, что должен застрять на одном месте, потому что на одном месте застряла она? Или что ты должен держать ее в стороне от наших отношений, пока она не вернется к нормальной жизни?
— Что-то вроде того. Почему-то мне кажется, что если я расскажу маме о том, какие у нас с тобой прекрасные отношения, она не готова будет это принять.
— Я не совсем понимаю, почему ты всё так драматизируешь. Ну, ты же встречался с другими девушками до меня.
— Не с такими, как ты, Элси. Ты другая.
Я не ответила на это. Просто смотрела ему в глаза и улыбалась.
— В общем, — Бен снова принялся за сэндвич, — когда я расскажу маме о тебе, всё будет очень серьезно, потому что у нас с тобой серьезные отношения, и я не знаю… Я боюсь, что она решит, что я ее бросил. Что она мне больше не нужна, и меня теперь не будет рядом.
— Значит, ты будешь держать меня в секрете? — спросила я, напрягшись и надеясь, что неправильно его поняла.
— Пока, — ответил он. — Я сущее дите, боящееся собственной мамы. Если ты не против, то я бы пощадил сейчас ее чувства.
— О. Ладно, — согласилась я и тут же добавила: — Но это же не навсегда? Ты потом расскажешь ей о нас. — Я не задала последней фразе вопросительный тон, но, тем не менее, это был вопрос.
— Конечно! — кивнул Бен, дожевывая сэндвич. — Когда наступит подходящий момент. Я знаю, что тогда она будет в восторге.
Он скомкал салфетку, бросил ее в урну и промахнулся. Засмеялся, пошел к урне, поднял смятую салфетку и выкинул ее. К тому времени, как он взял меня за руку и повел домой, я уже могла посмотреть на ситуацию его глазами.
— Спасибо, Элси. За понимание и за то, что не считаешь меня дебильным маменькиным сынком.
— Ты боишься не того, что твоя мама разозлится на тебя, — ответила я. — Если бы ты боялся именно этого, то тогда и был бы маменькиным сынком. Ты боишься ранить ее чувства. Ты чуткий и деликатный. И это одна из причин, почему я тебя люблю.
— Вот потому ты и самая классная девушка на свете, что понимаешь это и любишь меня за это.
Бен обнял меня одной рукой и поцеловал в висок. Так, в обнимку, мы и шли неуклюже по улице, так как по другому идти в такой близости не получалось.
* * *
Придя домой, мы почистили зубы и умыли лица, не мешаясь друг другу у раковины. Сняли джинсы. Бен стащил с себя футболку и молча протянул ее мне — так естественно, будто это уже успело войти у него в привычку. Я взяла ее и натянула на себя. Бен включил прикроватную лампу и достал книгу с магом на обложке. Устроившись в постели рядышком, я положила голову ему на плечо.
— Хочешь почитать? — спросила я.
— Немного. Пока мозги не отключатся. — Бен опустил книгу и взглянул на меня. — Хочешь, я тебе почитаю? — предложил он.
— Давай, — согласилась я. Какой прекрасный способ уснуть!
Бен успел дочитать только до конца страницы, как мои веки смежились, и когда я в следующий раз открыла глаза, уже наступило утро.
ИЮНЬ
Я говорю Анне, что хочу уйти, и мы тут же направляемся на выход.
— Что случилось? — спрашивает подруга.
— Ничего. Просто я готова уйти.
Анна уже достала ключи, а я положила ладонь на дверную ручку, когда за спиной раздается голос Сьюзен:
— Вы уходите?
Я поворачиваюсь. Она стоит в паре метров от меня.
— Да. Нам еще до Лос-Анджелеса добираться.
О чем она думает сейчас? Непонятно. У нее такое каменное лицо. Она рада, что мы уходим? Радуется доказательству того, что мне нет места в жизни этих людей?
— Понимаю, — отвечает она. Хватает мою ладонь и сжимает ее. — Я желаю тебе всего самого наилучшего, Элси.
— Я желаю вам того же, Сьюзен.
Развернувшись, я ловлю взгляд Анны, и мы выходим за дверь. Только ступив на бетон дорожки у дома, я осознаю, чем меня так зацепили ее слова, помимо их явной неискренности.
Сьюзен считает, что никогда не увидит меня снова. И не потому, что я живу далеко от нее, нет. Она с легкостью могла бы встречаться со мной. Просто она этого не хочет.
Когда мы приезжаем ко мне домой, я бегу в ванную и захлопываю дверь. И так и стою, не убрав ладонь с дверной ручки. Бена больше нет. Всё кончено. Завтра все будут ждать, что я приду в себя и продолжу жить дальше. В моей жизни больше нет Бена. Я оставила его в округе Ориндж.
Я закрываю дверь на замок, спокойно подхожу к унитазу, и меня выворачивает обернутыми в бекон финиками. Жаль, что я почти ничего не ела в эти дни, а то бы мне было от чего избавиться. Мне хочется освободить свое тело, выплеснуть наполняющую меня боль в унитаз, а потом ее смыть.
Я открываю дверь и выхожу из ванной. В коридоре меня ждет Анна.
— Чем ты хочешь заняться? — спрашивает она.
— Наверное, посплю. Думаешь, это плохо? Ложиться спать в… — Я смотрю на часы в мобильном. Еще совсем рано. — … В семь часов?
— Я думаю, у тебя был очень тяжелый день, и если тебе нужно поспать, то иди и поспи. Я поеду к себе, выгуляю собаку и вернусь.
— Не надо, — качаю я головой. — Ты можешь поспать в своей собственной постели.
— Ты уверена? Я не хочу оставлять тебя одну…
— Уверена. — Не знаю, как она ночует здесь все эти дни, мотаясь с сумками из квартиры в квартиру.
— Хорошо. — Анна целует меня в щеку. — Я вернусь утром.
Она собирает свои вещи и уходит. Когда дверь закрывается за ней, в доме наступает мертвая тишина.
Вот она. Моя новая жизнь. Одинокая. Тихая. Застывшая. Не так всё должно было сложиться. Мы с Беном распланировали нашу совместную жизнь. Но всё пошло не по плану. И теперь у меня никакого плана нет.
ФЕВРАЛЬ
Бен позвонил мне из машины сказать, что еще не скоро приедет. Он попал в пробку.
— Я застрял на 405-м шоссе. Мы стоим на одном месте, и я изнываю от скуки, — сообщил он мне.