ОКТЯБРЬ
Перед отъездом к Сьюзен я прошу на работе дать мне отпуск. Лайл говорит, что я поспешила выйти на работу, отчего ему было не по себе, и я отвечаю, что прекрасно понимаю его. Но потом он добавляет, что когда я буду готова, всегда могу вернуться на свое место. Я благодарю его, уверенная, что так благотворно на него повлияла Нэнси.
За завтраком я встречаюсь с Анной и сообщаю ей, что поживу у Сьюзен.
— Что? — поражается она. — Я хотела, чтобы она вразумила тебя, а не забирала к себе.
Разнервничавшись, она закидывает еду в рот и проглатывает ее, практически не пережевывая.
— Я знаю. Спасибо, что позвонила ей. Думаю, мне и правда полезно будет ненадолго уехать отсюда. Во всяком случае здесь начать жить заново у меня не получается.
— Насколько ты уезжаешь? — Похоже, она готова расплакаться.
— Ненадолго. На пару-тройку недель. Я скоро вернусь, а ты можешь в любое время меня навестить.
— Ты действительно считаешь, что тебе это поможет?
— Я хочу, чтобы мне это помогло. И это главное.
— Ладно. Хочешь, я присмотрю за твоим домом и буду забирать почту?
— Конечно.
— Хорошо.
Она не говорит этого, но я чувствую, что глубоко в душе она все же радуется, что я уезжаю. Я измучила ее. Когда я наконец перестану жалеть себя, настанет время пожалеть подругу, ведь ей со мной через столько пришлось пройти. Пусть и не скоро, но это время настанет.
— Мне нравится Кевин, — говорю я.
— Хорошо. — Ясно, что она мне не верит.
— Нет, правда. Ты тогда просто ошарашила меня. Он мне на самом деле понравился.
— Спасибо, — дипломатично отвечает подруга.
Вскоре мы расстаемся, я залезаю в машину, забитую чистой одеждой и туалетными принадлежностями, набиваю в навигаторе мобильного нужный адрес, выезжаю с парковки и направляюсь на юг.
Добравшись до места, с сумкой через плечо нажимаю на кнопку дверного звонка. Я словно приехала сюда на одну ночевку. Почему-то сейчас дом не кажется мне пугающе негостеприимным, и нет такого ощущения, что он поглотит меня, стоит мне переступить через его порог.
Открыв дверь, Сьюзен распахивает для меня свои объятия. Она встречает меня с искренней и глубокой радостью, что очень приятно — в последние недели мое присутствие не особо радовало людей.
— Здравствуй! — говорит она.
— Здравствуйте, — застенчиво отвечаю я.
— Я распланировала весь наш вечер, — спешит обрадовать меня Сьюзен, хотя я еще даже не вошла в дом. — Китайская еда, массаж на дому, «Стальные магнолии»24.
«Стальные магнолии»? Я удивленно смотрю на нее.
— У меня не было дочки, с которой я могла бы их посмотреть! — смущенно улыбается Сьюзен.
Рассмеявшись, я опускаю сумку.
— Звучит заманчиво.
— Пойдем покажу тебе твою комнату.
— Боже. Такое ощущение, будто я в отеле, — говорю я.
— Я тут бесконечно приукрашиваю всё в те дни, когда на сердце совсем тяжело. Сейчас почти все дни такие.
Ее откровенное признание поражает меня до глубины души. Мы всегда говорили обо мне. Я даже не знаю, что сказать женщине, потерявшей и мужа, и сына.
— Теперь я здесь, с вами… — бодро говорю я. — И я могу… — Что? Что я в действительности могу?
Сьюзен улыбается мне, но я вижу, что ее улыбка в любую секунду сменится печалью. Чего не происходит. К ней снова возвращается радостное настроение.
— Давай я покажу тебе гостевую.
— Гостевую?
— Ты же не думала, что я позволю тебе спать в комнате Бена? — разворачивается она ко мне.
— Вроде как так и думала.
— Я слишком много времени провела в ней за последние две недели, и скажу тебе так: там лишь становится тяжелее.
Сьюзен больше не поддается эмоциям, решительно настроенная не акцентировать внимание на плохом. Она ведет меня в шикарную комнату с белыми обоями, белым покрывалом и белыми подушками. На столе стоят белые каллы, на прикроватной тумбочке лежит коробка элитного бельгийского шоколада. Не знаю, новые ли здесь подсвечники, но ими точно еще ни разу не пользовались. Пахнет хлопком и мылом. Приятно пахнет. Эта спальня — просто потрясающая.
— Чересчур много белого? Прости. Я, наверное, перестаралась на радостях, что наконец эту комнату обживут.
Я смеюсь.
— Тут очень красиво, спасибо.
На постели лежит халат. Заметив, что я увидела его, Сьюзен объясняет:
— Это для тебя. Мне хочется, чтобы ты чувствовала себя здесь свободно и комфортно.
— Здорово. — Она обо всем подумала.
Я смотрю за ее спину в ванную и вижу сообщение Бена, написанное мылом на зеркале. Сьюзен ловит мой взгляд.
— Я не смогла стереть его, когда он был жив, а теперь не смогу стереть и подавно.
Помню, как я пыталась найти это сообщение, когда была здесь в прошлый раз. Помню, почему так и не нашла. И вот теперь оно прямо передо мной. Как будто не я его, а оно само меня нашло. Какой же красивый почерк. Бен даже не представлял, что делает, когда писал это сообщение. Он даже не представлял, как много оно будет значить для нас.
— Ладненько, — прерывает наше молчание Сьюзен, — устраивайся. Делай, что пожелаешь. Через пару часов придут массажистки. А после этого мы закажем себе ужин из китайского ресторана. Я сейчас пойду смотреть всякую муру по телевизору, но ты знай — с этого момента действует одно лишь правило: пока ты здесь, забудь о мире снаружи и поплачь вволю. Избавься от того, что накопилось у тебя внутри. Это мое единственное правило.
— Договорились, — отвечаю я, и она уходит.
Мне слегка неуютно, что очень странно — в последнее время я всегда чувствовала себя рядом со Сьюзен комфортно. Она приносила вместе с собой утешение. Но теперь я в ее доме, в ее мире. И в этом доме вырос Бен. Самый подходящий момент, чтобы поплакать. И что же? Слезы не выступают на глазах. Наоборот. Мне хорошо. Может, как раз потому что здесь можно поплакать, мне и не плачется?
МАЙ
— Выходи за меня замуж, — огорошил меня Бен.
— Замуж?
Я сидела за рулем его машины. Заехала, чтобы забрать его от врача. Бен утром наклонился погладить собаку и тем самым вызвал новый спазм мышц спины. Такое случается, если не пить прописанные врачом лекарства. Бену прочитали целую лекцию на тему того, что нужно принимать болеутоляющие, чтобы нормально двигаться и разрабатывать мышцы. Я ему всю неделю это твердила, но он меня не слушал. Что привело к новой поездке в больницу. Только в этот раз, проглотив наконец таблетки, Бен ни с того ни с сего сделал мне предложение.
— Да! Выходи за меня! Ты идеальна, — заявил он. — Как же здесь жарко!
— Что ж поделать. Скоро дома будем.
— Но ты выйдешь за меня? — уточнил он, глядя на меня с улыбкой.
— Это за тебя наркотик25 говорит.
— Что у трезвого на уме, то у хмельного на языке, — заявил Бен и тут же уснул.
ОКТЯБРЬ
Проходят дни за днями, и я их ничем не заполняю. Мы со Сьюзен играем в кункен26 и пьем много чая со льдом. Я загораю у бассейна, почитывая журналы. Гуляю в саду, иногда срываю лимон и добавляю его в чай. Потихоньку набираю вес. Я не вставала на весы, но вижу, как округляются мои щеки.
Когда холодает и ночами преобладают сухие ветры, я устраиваюсь у уличного камина. До меня его, наверное, никто не разжигал. Однако уже вскоре он начинает дышать теплом и уютом, и надолго прикрыв глаза, я могу представить себя сидящей в отпуске у костра.
Сьюзен часто составляет мне компанию, устраивая что-то вроде мини-версии своего собственного Вдовьего Центра Реабилитации. Иногда ее вдруг пробивает на слезы, но она всегда быстро берет себя в руки и успокаивается. Уверена, что дать волю слезам она позволяет себе только ночью в постели. Время от времени, пытаясь заснуть, я слышу ее приглушенные рыдания, доносящиеся с другого конца дома. Я никогда не иду к ней в спальню. Никогда не упоминаю об этом на следующий день. Сьюзен любит переживать свою боль в одиночестве. И не любит ею делиться. Днем же она хочет посвящать себя мне, учить меня, как держаться, и я рада ей угодить. Ее методика исцеления неидеальна, но ей она помогает. Сьюзен собрана и готова к действиям, когда это требуется, и в ладах со своими чувствами. Похоже, она прекрасный учитель, потому что я действительно чувствую себя немного лучше.