— Милая толстовочка, — съязвила я, сняв солнцезащитные очки и сев за стол напротив Анны.
Порой меня беспокоили мысли, что моя обычная, средней комплекции фигура, рядом с ней кажется толстой, что черты моего простенького, чисто американского лица лишь подчеркивают то, насколько экзотично лицо подруги. Когда я шутила по этому поводу, она напоминала мне: «Это США, детка, и ты здесь — блондинка. Куда ни плюнь, тут в фаворе блондины». Я понимала, о чем она говорит, хотя считала, что у моих волос какой-то грязный, почти мышиный оттенок.
Несмотря на свою потрясающую внешность, Анна никогда не гордилась ей. Когда я говорила, что мне не нравится моя маленькая грудь, она отвечала, что у меня длинные ноги и задница, за которую она бы убила. Сама же подруга с отвращением жаловалась на свои короткие ресницы и «трольи» колени. Так что, может быть, мы все в этом одинаковы. Может быть, все женщины найдут к чему придраться в своей внешности.
Анна расположилась на веранде с кексом и чаем со льдом. Когда я села, она поднялась, чтобы меня приобнять.
— Будешь убивать меня за вчерашнее?
— За что именно? — спросила я, открывая меню. Не знаю, зачем я его взяла. По субботам я всегда завтракаю яичницей по-бенедиктински.
— Если честно, я даже не помню, что случилось. Смутно помню только обратную поездку домой на такси и как ты сняла с меня туфли и накрыла одеялом.
Я кивнула.
— Так и было. Я потеряла тебя часа на три, а потом нашла наверху в ванной, так что не могу сказать, до чего вы там с тем парнем из тренажерки дошли, но могу представить…
— Нет! Я перепихнулась с Жорой?
— Что? — опустила я меню. — Нет, с парнем из тренажерки.
— Его Жорой и зовут.
— Парня из тренажерки зовут Жорой? — Нет, ну это, конечно, не его вина, что его так зовут. Парням по имени Жора сам бог велел ходить в тренажерки, но это так смешно. — Это кекс с отрубями?
Анна кивнула, и я отломила от него кусочек.
— Мы с тобой, наверное, единственные люди на свете, которым нравится вкус кексов с отрубями, — заметила она, и, вероятно, была права.
Мы с ней частенько находим, что в чем-то поразительно схожи, и ярче всего это сходство проявляется в отношении еды. Совершенно неважно, разделяет ли кто-то с тобой любовь к дзадзике3. Это никоим образом не повлияет на твои отношения с этим человеком, но почему-то все эти вкусовые совпадения родили между нами крепкую связь. И я точно знала, что Анна сейчас тоже закажет яичницу по-бенедиктински.
— Так вот, я видела тебя целующейся с Жорой из тренажерки, но понятия не имею, что там было между вами дальше.
— О, похоже, не так далеко мы и продвинулись, потому что хоть сейчас еще и рань несусветная, а он уже успел настрочить мне сообщение.
— Сейчас одиннадцать утра.
— Знаю-знаю. Просто что-то шустроват он. Но мне было приятно, — призналась подруга.
— Что будете заказывать? — подошла к нам незнакомая официантка. В возрасте и немного помятая.
— Привет! Кажется, мы незнакомы. Я Анна, — представилась подруга.
— Дафна. — Официантка, в отличие от Анны, не горела желанием завязывать приятельские отношения.
— А что случилось с Кимберли? — спросила подруга.
— Не знаю. Я просто заменяю ее сегодня.
— Ясно. Тогда не будем вас задерживать, — сказала я. — Две порции яичницы по-бенедиктински, и чай со льдом для меня.
Как только она отошла, мы с Анной возобновили прерванный разговор:
— Я подумываю о том, чтобы ввести для себя кое-какие запреты, — начала подруга, предлагая мне отпить ее чая, пока я дожидаюсь своего. Я отказалась. Попить ее чай — значит, распрощаться со своим. Анна с чистой совестью потом выдует весь мой стакан. Я знала ее достаточно давно, чтобы в нужный момент и незаметно для нее проводить между нами невидимые границы.
— Да? Например?
— Нужно что-то радикальное.
— Звучит неплохо.
— Воздержание.
— Воздержание?
— От секса.
— Я поняла, о чем ты. Просто удивилась. С чего это вдруг?
— О, эта мысль пришла мне сегодня утром. Мне двадцать шесть, и прошлой ночью я так упилась, что сама не знаю, переспала с кем-то или нет. Так ведут себя распоследние потаскушки.
— Ты не потаскушка, — отозвалась я, впрочем не вполне уверенная в этом.
— Ты права. Я не потаскушка. Пока.
— Ты могла бы перестать пить. — У меня с выпивкой были интересные отношения. Я могла сказать ей как «да», так и «нет». Могла выпить, а могла не пить, и от этого не страдала. Большинство людей, как я уже поняла, кренило либо в одну сторону, либо в другую. Анну кренило в сторону «пить».
— О чем ты?
— Ты знаешь, о чем. Перестань пить.
— Совсем?
— Совсем. Ты так удивляешься, как будто я предлагаю нечто несусветное. Полно непьющих людей.
— Ага, их зовут алкоголиками.
— Я тебя поняла, — засмеялась я. — Выпивка — не проблема. Проблема — неразборчивый секс.
— Точно. Так что я перестану заниматься сексом.
— А что будет, когда ты встретишь того, с кем действительно захочешь быть?
— Ну, чтобы перейти этот мост, нужно сначала до него дойти. За прошлый год я не встретила ни одного стоящего парня. И в этом году вряд ли что-то изменится.
Вернулась Дафна с двумя порциями яичницы и чаем со льдом. Только когда тарелка очутилась у меня перед носом, я осознала насколько проголодалась и накинулась на еду.
Кивнув в знак благодарности, Анна тоже принялась жевать. Потом, когда она смогла говорить, не плюясь в процессе едой, добавила:
— Другое дело, если я в кого-нибудь влюблюсь. Тогда да. Но до этого момента, никого к себе не подпущу. — Она нарисовала в воздухе крест.
— Разумно, — согласилась я. Самое замечательное в этом кафе было то, что в яичницу по-бенедиктински здесь клали шпинат, и получалось что-то вроде яичницы по-бенедикт-флорентински. — Но это же не значит, что мне тоже нельзя заниматься сексом? — уточнила я.
— Нет. Тебе можно. Ты не будешь. Но тебе можно.
Вскоре Анна уехала к себе, на другой конец города. Она жила в Санта-Монике, доме с видом на Тихий океан. Меня бы зависть сгрызла с потрохами, если бы подруга не предлагала постоянно переехать к ней. Я отказывалась, зная, что совместное проживание с Анной — единственное, что может разрушить нашу дружбу. Никогда не понимала, как она может вести тот образ жизни, какой ведет, на зарплату частично занятого тренера по йоге. Однако подруга всегда находила достаточно денег на желаемые и необходимые вещи, когда желала их и они ей были необходимы.
Я вернулась к себе, в точности зная, как проведу время. Это был первый день нового года, а год не ощущался новым, если не переставить в доме мебель. Проблема заключалась в том, что за два прожитых здесь года я переставляла ее столько раз, что исчерпала все возможные варианты. Я любила свой дом и не жалела сил на то, чтобы обихаживать его и украшать. Передвинув диван от одной стены к другой, я осознала, что на прежнем месте он смотрелся лучше, но всё равно осталась довольна. Затем я передвинула книжный шкаф, переставила местами приставные столики и на этом успокоилась, решив, что для ознаменования нового года этого вполне достаточно. После чего плюхнулась на диван, включила телевизор и уснула.
Проснулась я в пять вечера, и хотя по субботним вечерам одиноким людям полагается развлекаться в барах или клубах и искать себе пару, я предпочла остаться дома, посмотреть телевизор, почитать книгу и заказать пиццу. Может быть, этот год станет годом, в который я буду делать всё, что моей душеньке захочется, наплевав на нормы общественного поведения. Может быть.
Когда за окном пошел дождь, я поняла, что поступила верно. Несколькими часами позже позвонила Анна узнать, чем я занимаюсь:
— Хотела убедиться, что ты не прилипла к дивану и телевизору.