— О. Я не знала, что вы остановились в городе. — Сьюзен живет всего в двух часах отсюда. Она что, не могла уехать к себе, предоставив всю подготовку похорон мне?
— Нужно о многом позаботиться, Элси. Мы можем встретиться в баре на первом этаже отеля. — Ее тон сдержан, равнодушен и холоден.
Я договариваюсь встретиться с ней в три, так как сейчас уже почти час дня.
— Как тебе будет угодно, — отзывается она и кладет трубку.
Мне никак это не будет угодно. Мне было бы угодно заснуть и никогда не просыпаться. Вот что мне было бы угодно. Мне было бы угодно находиться сейчас на работе, потому что всё замечательно, и Бен вернется домой около семи, и мы будем ужинать тако. Вот что мне было бы угодно. Разговоры со свекровью, с которой я познакомилась только вчера, об организации похорон моего умершего мужа не угодно мне ни в какое время суток.
Я снова забираюсь в постель, оглушенная мыслями о том, что мне предстоит сделать перед встречей со Сьюзен: принять душ, одеться, сесть в машину, доехать, припарковаться. Когда возвращается Анна, я встречаю ее со слезами благодарности на глазах, потому что знаю, что она обо всем позаботится.
До отеля мы добираемся с небольшим опозданием. Анна говорит, что будет ждать меня в лобби, и просит, если что, отправить ей сообщение, после чего уезжает ставить машину на стоянку.
Зайдя в бар, я осматриваюсь в поисках Сьюзен. Снаружи тепло, а здесь — холодрыга. Ненавижу кондиционеры. Я переехала в Лос-Анджелес, потому что тут тепло. Интерьер в баре новехонький, но сделан под старину. Доска-меню за стойкой слишком чиста для тех годов, в которых предлагает нам оказаться декоратор. Стулья имитируют те, что стояли в подпольных барах времен сухого закона, но где потертость и трещины? Они совсем как новые — безупречны и не запачканы. Мы живем в том веке, когда ностальгируют по вещам, сделанным во вчерашнем дне. На прошлой неделе я бы пришла в восторг от этого бара. Тогда мне нравились классные и чистые вещи. Теперь же мне отвратительна их фальшь и недостоверность.
Наконец я нахожу Сьюзен. Она сидит в другом конце зала, за столом на возвышении. Опустив голову и прикрыв ладонью лицо, свекровь читает меню. Подняв взгляд, она замечает меня. Мы долгое мгновение смотрим друг на друга. Ее веки припухли, глаза покраснели, однако на лице выражение крайней деловитости.
— Здравствуйте, — говорю я, опускаясь на стул.
Она не поднимается, чтобы меня поприветствовать.
— Здравствуй, — отвечает она, меняя позу. — Я заезжала вчера вечером в квартиру Бена…
— В квартиру Бена?
— Ту, что на бульваре Санта-Моника. Я поговорила с его соседом по квартире, и он сказал, что Бен съехал в прошлом месяце.
— Верно.
— Он сказал, что Бен переехал к девушке по имени Элси.
— Да, ко мне, — радуюсь я тому, что теперь-то она мне поверит.
— Я так и поняла, — сухо отрубает Сьюзен и кладет на стол передо мной папку. — Я получила ее из похоронного бюро. В ней перечислены все варианты организации похорон.
— Ясно.
— Нужно решить всё насчет цветов, церемонии, некролога и тому подобного.
— Ладно. — Мне не совсем понятно, что включает в себя это «тому подобное». Я никогда раньше не оказывалась в такой ситуации.
— Думаю, будет лучше, если ты сама займешься всеми этими приготовлениями.
— Я? — Вчера Сьюзен отказывала мне в праве даже в больнице находиться. А теперь хочет, чтобы я занялась подготовкой похорон? — Вы совсем не хотите в этом участвовать? — с сомнением спрашиваю я.
— Совсем. Я не буду тебе мешать. Думаю, правильнее будет, если ты сама обо всем позаботишься. Ты считаешь себя его ближайшим родственником…
Она замолкает, но я и так знаю, чем она собиралась закончить фразу. Она собиралась сказать: «Ты считаешь себя его ближайшим родственником, вот и получай». Я не обращаю внимания на ее поведение, пытаясь думать в этот момент о — своем, ее, нашем — Бене.
— Но… вся его семья должна участвовать в этом.
— Я — это вся семья, что у него есть, Элси. Была. Я — всё, что у него было.
— Знаю. Просто… вы тоже должны в этом участвовать. Мы должны сделать это вместе.
Сьюзен некоторое время молчит, глядя на меня с горькой улыбкой на губах. Потом, опустив взгляд на столовые приборы, теребит салфетку и вертит в пальцах солонку.
— Бен явно не хотел, чтобы я была вовлечена в его жизнь. Не вижу причины быть вовлеченной в его смерть.
— Почему вы так говорите?
— Потому что он не посчитал нужным поделиться со мной тем, что женится, или тем, что переезжает к тебе, поделиться хоть чем-то, связанным с тобой. И я… — Она вытирает салфеткой слезу, деликатно и не спеша. Встряхивает головой. — Я не намерена обсуждать это с тобой, Элси. На тебе масса приготовлений. Всё, чего я прошу — сообщить мне, на какое время будет назначена служба и что будет с его прахом.
— Бен хотел, чтобы его похоронили, — отвечаю я. — Он сказал мне, что хочет быть похороненным в спортивных штанах и футболке. Чтобы ему было удобно.
Когда мы говорили об этом, мне показалось это милым. Разве я могла подумать, что к моменту его смерти не буду дряхлой старушонкой? Что и нескольких месяцев не пройдет, как это случится?
Вокруг глаз и рта Сьюзен прорезаются глубокие морщинки — она разозлилась. Складки у губ впервые выдают ее возраст. У моей мамы такие же? Я так давно ее не видела, что даже не помню.
Может быть, Сьюзен не осознавала до конца, что делает? Может быть, считала себя достаточно сильной для того, чтобы пусть и во вред себе, но досадить мне — отдать мне все эти похоронные приготовления в качестве наказания. Но она не настолько сильна. И уже недовольна.
— Всех членов нашей семьи кремировали, Элси. И я никогда не слышала от Бена, что он хочет другого. Просто скажи мне, что будет с его прахом. — Сьюзен смотрит в стол и глубоко вздыхает, выдувая воздух изо рта на колени. — Мне пора.
Она встает из-за стола и уходит. Не оглядываясь, не признавая моего существования.
Я хватаю папку и иду в лобби, где меня терпеливо дожидается Анна. Она отвозит меня домой, и я сразу направляюсь к двери. Осознав, что оставила ключи внутри, я разворачиваюсь и начинаю плакать. Успокаивая меня, Анна снимает запасной ключ от моей двери со своей связки и протягивает его мне. Она протягивает мне его так, словно одного этого достаточно, чтобы у меня всё снова стало хорошо, словно я рыдаю только потому, что не могу попасть в квартиру.
ЯНВАРЬ
«Пора вставать и сиять, Элси Портер! Можно пригласить тебя на обед?» — пришло мне на утро сообщение от Бена. Я с радостным визгом вскочила с постели и секунд десять как полоумная скакала на одном месте. В моем теле было море энергии, а выплеснуть ее было некуда.
«Конечно. Куда?», — ответила я Бену и таращилась на экран, пока тот не засветился.
«Я заеду за тобой. В полпервого. Где ты живешь?».
Напечатав ему свой адрес, я галопом помчалась в душ, как будто времени у меня было в обрез. Времени же у меня было навалом. Я затянула волосы в высокий хвост, надела любимые джинсы и премиленькую кофту, и без четверти двенадцать уже была полностью готова. До встречи с Беном оставалось еще больше получаса, и дабы не чувствовать себя жалкой и глупой, сидя дома разодетой, я решила немного пройтись. Вся в предвкушении и возбуждении вышла за порог и захлопнула дверь. Забыв дома и ключи, и мобильный, и кошелек.
В груди суматошно забилось сердце, мысли разбежались. У моей подруги имелся запасной ключ, но мне это ничем не помогало, потому как я не могла ей позвонить.
Я прошлась туда-сюда по улице в надежде найти на дороге мелочь, чтобы потом позвонить Анне из телефона-автомата, но оказалось, что народ не разбрасывается четвертаками. Удивительно. Это же мелкие монетки, я бы даже сказала, почти всегда ненужные. И вот, когда они мне очень, ну очень нужны, я вдруг осознаю, что без них никуда. В конце концов я решила все равно поискать платный телефон. Может, в нем монетка застряла, и я смогу позвонить. А может как по-другому исхитрюсь звякнуть бесплатно. Однако обшарив окрестности, я не нашла ни одного телефона. Мне оставалось только одно — другого рационального решения я придумать не смогла: проникнуть в свой собственный дом незаконным путем.