Только убедившись, что Ядвига с платьем в руках сбежала вниз по лестнице и успела юркнуть в дверь, Юлия посторонилась, приглашая посетителей войти.
Внимательно проследив глазами, как они поднялись по лестнице и, постучавшись, вошли в комнату профессора, Юлия пошла поторопить Ядвигу, которая, по ее плану, должна была, переодевшись, идти к гостям, поглядеть, что там происходит, и послушать, к чему клонится разговор.
Перед Степаном, дожидавшимся на дороге, ворота хутора растворились точно сами собой. Он въехал на тележке во двор, разнуздал лошадь и осмотрелся по сторонам. Два любопытных детских глаза исподтишка выглядывали из-за края колодца, наблюдая за каждым его движением. Степану стало смешно. Он тоже присел и, испуганно округлив глаза, выглянул из-за другого края колодезного сруба.
Девочка, прятавшаяся за колодцем, сначала удивилась, потом растерялась и смутилась, но, увидев, как здоровенный чужой дядька вдруг прыснул от смеха и выпрямился во весь рост, она, неуверенно улыбаясь, поднялась из-за своего укрытия.
С ней никто никогда не играл, она была серьезная, работящая батрачка. Что же это за странный дядька?
— Хозяйка, — весело сказал Степан, — чем у вас тут коней поят?
Девочка не поняла по-русски, но слушала внимательно, приоткрыв рот.
Мешая русские и литовские слова и сопровождая их жестами, Степан стал объяснять, что лошадь хочет пить.
Наконец Оняле кивнула три раза подряд, показывая, что поняла.
— Ну что тут у вас есть? Пиво есть? — деловито осведомился Степан.
Девочка по привычке плотно стиснула губы, так что образовались две тугие складки вокруг рта, и, догадываясь, хотя и боясь еще ошибиться, что этот русский дядька с ней шутит, нерешительно показала на колодец:
— Вон там… пиво!
— Пиво? Давай его сюда!
Степан вытащил из колодца и опрокинул в желоб полное ведро воды. Когда лошадь потянулась пить, Оняле вдруг захохотала, дергая Степана за рукав, чтобы он посмотрел, как лошадь пьет пиво. Болтая быстро-быстро на родном языке, захлебываясь от смеха, она принялась рассказывать, как лошадь напьется пьяная и пойдет плясать. И даже показала, как именно подвыпившая лошадь должна хлопать копытами в ладоши и пританцовывать.
Потом они поставили лошадь под навес и задали ей корму. С хохотом, поливая друг другу на руки и обливаясь, вместе помылись у колодца и отправились к дому.
Девочка тащила Степана за руку, заглядывая ему в лицо, и болтала без умолку, а тот, мало чего разбирая, улыбался и подмигивал. К величайшему изумлению старухи, Оняле так и вошла в кухню, по-детски держась за руку незнакомого взрослого русского, морща нос и смеясь, точно маленькая беззаботная девочка, а не взрослая, самостоятельная работница — батрачка с Гусиного хутора…
Сверху спустилась Ядвига. Юлия схватила ее за руку и втащила к себе в комнату.
— Ну, что? Что они там делают? — жадно спросила она, плотно прикрыв за собой дверь.
— Ползают на коленях.
— На коленях? По полу?
— Да. Они весь пол застелили его чертежами и теперь ползают и водят пальцами по бумаге.
— И он прямо так им все показывает? — тревожно нахмурилась Юлия. — А как он с ними держится?
— Он? Он как маленький. Знаешь, он сейчас точно мальчик, которого попросили показать игрушки, и тот рад-радехонек, тащит и выкладывает все, что есть. Он выглядит очень счастливым, мама. — Ядвига попробовала тихонько всхлипнуть, но Юлия властно прикрикнула:
— Еще чего? Держи себя в руках. Тут нужен соколиный глаз, чтобы приглядывать, а не то что нюни распускать. Беги в погреб, я знаю, что делать…
Наступил вечер, над хутором все ярче разгорались звезды в чистом небе. В доме зажгли лампы. Оняле дали поужинать и отправили спать. Она сидела на своей постели за печкой, поджав ноги, навострив уши, чутко прислушиваясь ко всему происходящему в доме и принюхиваясь к запаху гуся, который жарился на плите.
Юлия в последний раз потыкала вилкой гуся, вытерла руки, сняла и повесила передник на гвоздь и стала подниматься по лестнице.
Наверху она громко постучала в дверь и сейчас же вошла.
При ее появлении профессор оборвал разговор на полуслове и едва поборол желание как следует протереть себе глаза.
Прямая и пасмурная, как всегда, Юлия стояла в дверях в своем лучшем шерстяном платье и с заветной брошью — зеленый стеклянный паук в серебряной паутине — на груди.
— Прошу, пожалуйста, гостей к столу, — сдержанно проговорила она по-литовски.